Маркус устало вздыхает.
– Если бы не Истина, Трэй, для тебя всё бы было также, как прежде. Вас бы любили, а не боялись. Считали бы одарёнными, а не отмеченными позорным клеймом. В эпоху правления последнего железного короля эмпаты служили на разных должностях при дворе, некоторые из них удостоились титулов. Многое изменилось. Если подумать, фантастически многое, – его негромкий рассудительный голос разительно контрастирует с внутренним убранством пыточной комнаты.
Взгляд Трэй невольно цепляется за ржавые цепи, исполинские ножи и клещи на полках.
– Нам действительно пришлось стать такими, но каждый выбирает самостоятельно, каким он должен быть дознавателем. Кто-то выполняет работу потому, что должен, искренне веря, что его действия способствуют благополучию государства и канцлера. Другие упивается фарсом мелочной власти, с садистским наслаждением потакая собственным позорным и низким желаниям. А некоторые… – он невесело усмехается. – Некоторые пытаются настроить против железного кодекса подопечную.
Собеседник Трэй замолкает, погружённый в задумчивость. Её прерывает откровение Трэй – откровение, сказанное на этот раз отнюдь не словами. Маркус поднимает глаза, бесстрашно встречаясь взглядом с расплавленным золотом. Она понимает, что он тоже чувствует это – видит огоньки, пляшущие в сумрачных глубинах серых металлических дисков, замечает тень улыбки, промелькнувшей на бледном усталом лице. Маркус не произносит ни слова, почти ничем не выдаёт причастности к происходящему – будто опасаясь словами разрушить неповторимую хрупкость момента, будто не желая напоминать, насколько сильно Трэй только что нарушила все допустимые правила и субординационные нормы.
Когда Трэй закрывается, в помещении на некоторое время устанавливается оглушительная вязкая тишина.
– Я никогда не был в Игнии, – сообщает Маркус в пустоту отстранённо.
И сразу же осекается, волевым усилием возвращаясь в реальность.
– Вы не заслуживаете всего того, что с вами здесь происходит. Не делай так больше, – просит негромко. – Только не в этом месте. Не нужно.
– Может статься, Трэй, что ты увидишь Игнию собственными глазами. Быть может, она не очень будет похожа на то, что ты могла обнаружить в воспоминаниях Киллеарха – Эскалон накладывает отпечаток на всё, к чему прикасается. Но тем не менее…
Он усмехается, почти сразу снова делаясь максимально серьёзным.
– Чуть ранее ты сказала, что во всем Эскалоне есть всего один человек, которого стоит ненавидеть, не так ли? И этот человек…?
Серые глаза Маркуса пристально наблюдают за Трэй, считывая каждое её движение, смутные мимолётные тени промелькнувших эмоций.
Вопреки всему тому, что между ними происходило, повадки Маркуса, даже отложившего в сторону маску, не позволяют до конца забывать – перед Трэй сидит дознаватель.
И заданный им сейчас откровенно провокационный вопрос метафорически загоняет девушку в угол.
Она замирает, балансируя на самом краю пропасти государственного преступления и измены.
Сама мысль о подобном считается достойным наказания нарушением. Слова, сказанные в присутствии дознавателя вслух – достаточно веское основание для показательной мучительной казни.