– Пиромант не в себе, – отвечает Андре не слишком уверенно.
Он уже почти ни в чем не уверен в этом мире уныния и тумана. Странные вещи происходят в этих краях, и, по всей видимости, уже давно не удивляют никого, кроме угрюмых немногочисленных иноземцев. Да, так и есть, руады здесь – иноземцы. Возможно, когда-то Даль Фиатах и правда принадлежал им, но теперь это – странное, смертельно опасное, загадочное и исключительно негостеприимное место. В последнее время Андре размышляет об этом всё чаще, но здесь и сейчас он решает, что не обязательно только лишь размышлять. Мечник никогда не сказал бы чего-то подобного в присутствии Рейнольда или Маркуса, но в компании Люсиль всё казалось светлее и проще.
– Лорен всю жизнь не находила себе места за океаном. Она страдала, металась, днём и ночью грезила о возвращении руадов в Даль Фиатах. Рождение Алексы отвлекло её на несколько лет, но эта… Разъедающая скорбь, что бы ни происходило, всегда возвращалась. Я никогда не понимал её, злился.
Остановившись, Андре смотрит вдаль, на величественную одинокую башню над скалистой линией побережья.
– И знаешь, здесь и сейчас, много дней путешествуя по легендарной колыбели доисходных руадов, – мечник, весело взглянув на девушку, усмехается. – Чувствую, что удалился от дома дальше, чем когда-либо прежде. Пожалуй, находясь здесь, дыша этим воздухом…
В воздухе соль, йод и северная прохлада.
– Я понимаю Лорен даже меньше, чем прежде.
Смерть Сейвада меркнет, даже его лицо постепенно стирается.
Подходящее ли это время для того, чтобы изливать душу охотнице? Осталось ли оно вообще, подходящее время?