Андре бредет по вересковому полю в колонне первопроходцев, понуро опустив голову. Идёт не первым, и не последним – ничем не выделяется среди остальных. Время от времени, когда по бескрайней зеленой равнине с шелестом проносится создаваемая очередным порывом ветра волна, мужчина поднимает голову и окидывает окрестности задумчивым взглядом. Если долго наблюдать за необычайно молчаливым в последнее время даже по собственным меркам Андре, то можно заметить, что иногда он невесело улыбается. В шелесте травы, в шепоте ветра, и даже в по-осеннему холодных и безрадостных лучах летнего солнца ему чудится мрачная насмешка Дал Фиатах.
Это место – мечта, которая Андре не принадлежит. Лорен была бы готова отдать всё для того, чтобы вдохнуть полной грудью этот воздух и увидеть хотя бы раз собственными глазами эти бескрайние скованные туманом равнины. Андре продолжает идти, представляя, с какой искренней радостью Лорен могла бы шагать в этой колонне следом за ним. В её сердце оставалось место не только романтике, но и той самой незамутненной искре исследователя – как иначе объяснить её нездоровую тягу к землям, о котором она и знала-то только по старым книжкам и сказкам. В глазах дочери в последние годы Андре видел ту же уже прекрасно знакомую ему затаенную грусть – из всех сказок Алекса больше всего любила легенды и истории об утраченном доме. Моргнув, Андре смахивает выступившую было в самом уголке глаза слезу, и, незаметно проведя тыльной стороной ладони по щеке, ныряет в туман.
И туман помогает. Похищает воспоминания, сковывает под толщей льда чувства. Позволяет просто идти вперёд, не задумываясь о цели и прошлом. Та самая граница, которая на протяжении несколько лет сводила мечущегося от бессилия на одном месте Андре с ума. Все, кто пересекал черту и уходил в туман, не вернулись. И как бы не презирал Андре предписание Мерехайна, осторожность и здравый смысл в нём неизменно преобладали над гневом. «Ты ничем не поможешь Алексе, если погибнешь» – снова и снова повторял он сам себе одну и ту же волшебную мантру, и несколько раз повторенные слова приобретали смысл, унимая эмоции.
Когда Мерехайн не вернулся, последние тлеющие угольки надежды растворились в предрассветном безрадостной мгле. В числе первых Андре вызвался добровольцем – он больше не мог сидеть на месте, не мог строить город, не мог позволять другим рисковать за себя.
Лицо Алексы становится той самой искрой, что вспыхивает, разгораясь, в тумане. Узнаваемые черты, иссиня-черные волосы, внимательные зеленые глаза – с каждым годом она всё сильнее напоминает Лорен. Иногда напоминает настолько сильно, что Андре становится страшно. Лицо дочери напоминает о надежде и цели. Мужчина делает глубокий вдох полной грудью – будто бы первый настоящий вдох за последние годы. Продолжает шагать – и непроглядный туман редеет, развеивается.
Андре видит строение впереди – и, при виде узнаваемых очертаний, сердце начинает биться быстрее. Даже он с первого же взгляда узнает Руад Эно – ласковый шепот Лорен звучит в голове, повторяя уже рассказанные ранее легенды о крепости. Удивляясь собственному воодушевлению, Андре переходит на ускоренный шаг. Ему приходится почти сдерживаться, чтобы не сорваться на бег. Последний Хранитель обещает спасение – магический ветер, что наполнит паруса паравелей, и свет маяка, что разгонит вездесущий туман. Но с каждым шагом идти становится тяжелее, и почти детский восторг сменяется апатичной опустошенностью.
Цитадель пуста. Остановившись на полпути, он беспомощно смотрит в направлении Руад Эно и только сейчас замечает, насколько сильно обогнал остальных. Стоит и смотрит, пока другие первопроходцы догоняют, обходят и продолжают идти.