ссылкаГерцог де Труа с Латифьером наперевес наступает на волка.
Меч, по-прежнему бликующий в отблесках уже исчезнувшего сияющего водоворота, поднимается навстречу пылающим злобой и ненавистью багровым глазам. Обсидиановые когти рассекают сталь искорёженного нагрудника Орсо словно невесомую ткань, но не дотягиваются на несколько дюймов до плоти.
Второй размашистый удар свистит над головой де Труа – злобе и ярости бестии остаётся только завидовать. Расправив крылья и размахивая неистово чудовищными когтями, зверь наступает. Клацает, исторгая низкое утробное рычание, пасть.
Где-то там, в стороне, с воем обрушивается на пол ещё один сражённый Илль и покрывшийся инеем волк. Где-то там, в стороне, его сородич пикирует вниз, избирая цель для новой атаки. Орсо не видит ничего из этого. Просто не замечает. На него наступает чудовище, с когтей, шерсти и крыльев которой сочится туманной дымкой чистая тьма.
Что может противопоставить одинокий человек порождению бездны? Решимость, упрямство и сверкающее лезвие фамильного именного клинка.
Лишившись терпения, волк преодолевает расстояние до Орсо нечеловеческим невероятным прыжком. Подминаемый мощной тушей, герцог оказывается под ним на полу – пасть, изливая на лицо де Труа водопадом горячую кровь, отчаянно клацает – сияющее лезвие Латифьера пронзило грудь твари насквозь, и та, силясь дотянуться во что бы то ни стало до человека, бьётся в агонии.
Орсо так и остаётся лежать под неподъёмной бездыханной тушей – далеко не сразу осознавая, что всё уже кончено.
Обледенелый волк решительно поднимается. Мощными рывками мчится прямиком к Илль – на его пути вырастает Элиас монолитной стеной. Отлетает в сторону отсечённая когтем половина щита, меч храмовника оставляет на тёмной шкуре рваный разрез. Они расходятся, тяжело дыша. Готовясь к следующему раунду схватки.
Алебарда Джона обрушивается на ближайшее чудовище с яростью – рассекает шкуру и сухожилие, едва не отделяя плечо от предплечья. Вязкая тёмная кровь хлещет на запыленную дорожку до трона – оскалившись, волк идёт на наёмника, полный решимости довести начатое до конца.
Нависнув над монстром, Янус орудует неистово молотом – зубы твари крошатся, их осколки летят прямо в широко распахнутую мерзкую пасть. Деформированный сплющенный череп трещит – единственный уцелевший багровый глаз с ненавистью смотрит прямо на открытую шею наёмника. Волк неистово рвётся вперёд, не осознавая, что этим напором лишь способствует задумке наёмника. Борьба продолжается, борьба на грани, в полушаге от смерти – лоб Толстяка покрывает испарина, вся его броня и окружающий пол в тёмных пятнах хлещущей крови.
И, несмотря ни на что, момент истины наступает. Оглушительный треск – Янус, внезапно переставший чувствовать неистовое сопротивление, едва не падает на пол по инерции. Развороченная, практически вывернутая наизнанку пасть твари ознаменовывает победу человека над порождением…
Вот только восторжествовать по-настоящему Янус не успевает.
Последнее крылатое чудовище на всей скорости врезается в спину, тело Толстяка пронзает ослепительная резкая боль. Молот выскальзывает из разжавшихся пальцев – вместе с порождением они катятся по полу, в то время как зубы чудовища снова и снова вырывают куски плоти из тела наёмника. Мир прекращает кружиться и кувыркаться – Янус, тряся головой, приподнимается на локте, видя на собственных животе и груди зияющие рваные раны.
Он не понимает, почему волк не завершил начатое. Пот стекает по лбу, слезятся от соли глаза.
И никто не замечает, как розовеет снаружи совсем недавно непроглядно тёмное небо.
Никто не замечает, как робкие лучи восходящего солнца пробиваются сквозь затянувшие небосклон грозовые тёмные тучи.
Как проникают в тронный зал сквозь разбитые витражи, окрашивая разноцветные осколки стекла в роскошные драгоценные камни.
Зато все слышат вой. Видят, как выгибаются и бьются в судорогах твари, тёмную шкуру которых облизывают лучи восходящего солнца. Видят, как испаряется с шипением мрак, как начинает тлеть и вспыхивает чёрная шерсть.
Янус видит чудовище, которое едва его не прикончило всего лишь в нескольких шагах от себя.
Видит, как оно визжит и корчится на свету, как превращается в ослепительный пылающий факел.
Света становится с каждой секундой всё больше – отвыкшие от подобной роскоши глаза нещадно слезятся.
И, тем не менее, каждый рассвет неминуемо ознаменовывает начало нового дня.