Мимо неподвижного строя павших гвардейцев, мимо трона мёртвого вот уже более десяти лет императора, навстречу пульсирующей и источающей тьму Бреши, решительно шагает хрупкая фигурка в некогда белоснежной, теперь в лучшем случае серой, мантии.
Полы плаща трепещут на ледяном потустороннем ветру, свирепые порывы которого развевают золотистые волосы девушки, вынуждая слезиться глаза. Маленькая и ничтожная в сравнении с необъятной пустотой по ту сторону грани, она, тем не менее, продолжает идти.
Но она не одна.
За ней решительно шагают Янус и Илль, Виссиль начинает создавать барьер в нескольких шагах позади. А впереди всех гордо вышагивает Элиас, которого, кажется, даже аритмичная пульсация бездны не способна испугать и сломить.
Но, тем не менее, там, на самом краю пустоты, Эвелинн остаётся одна.
Никто не способен помочь ей в этом последнем решающем испытании.
Чародейке приходилось несколько раз устанавливать в прошлом контакт с несколькими объектами – последним из них был Рассвет, который с радостью впустил Эви в себя, наполняя её надеждой, теплом и лучистым золотым светом. В случае с кинжалом она не боялась – пусть и всегда понимала, что при попытки войти в контакт с чем-либо, будет неминуемо вынуждена открыть этому чему-то себя.
Теперь же дело обстоит совершенно иначе.
Эвелинн вдыхает полной грудью, закрывая глаза. Лезвие Рассвета в её руках раскаляется – клинок обжигает и слепит, начиная напоминать крошечную частичку сиявшего теперь только в воспоминаниях солнца.
Девушка, невольно дрожа на пробирающем до костей и проникающем под одежду свирепом ветру, тянется сознанием к Бреши. Свет Рассвета выступает связующим звеном, проводником и защитником.
Сама Эвелинн не замечает, что происходит – зато происходящее прекрасно видят все остальные. Как свет кинжала растекается, окутывая заклинательницу полупрозрачным золотым куполом, как с шипением отступает вглубь Бездны тьма. Чародейку окутывает сфера, напоминающая отдалённо барьер Виссиль – но куда более материальная, плотная. Она разрастается, оттесняя остальных в стороны – когда Эвелинн снова открывает глаза, вместо привычной небесной синевы в них переливается огнём раскалённое золото.
Холод отступает – и даже ветра пустоты не способны проникнуть сквозь защитный барьер.
Сознание девушки тянется к Бездне – она видит перед глазами клубящуюся и закручивающуюся в спирали чистую тьму, видит необъятное фантастическое пространство, способное свести с ума своими размерами. Вопреки ожиданиям она не чувствует присутствия зла – лишь безразличие, вселенский холод, необъятную пустоту. Нечто настолько монументальное, что в сравнении с этим потуги их экспедиции кажутся нелепыми и смешными. Она, Эвелинн – всего лишь порхающий на периферии сознания крошечный светлячок, слишком незначительный, чтобы на него на самом деле обратили внимание. И её такое положение дел даже более, чем просто устраивает.
Где-то там, среди лишённой проблесков света безграничной чудовищной пустоты, медленно парят в пустоте алые и багровые огоньки. Эвелинн тянется мысленно к ним в тщетных поисках необходимых ответов, с ужасом погружаясь в бездну всё глубже.
И хаотичное ленивое движение этих странных огней вдруг приобретает осмысленность. Они будто становятся ближе – нечто монструозное и чудовищное проступает из кромешного мрака, в горле зарождается, но так и не срывается с губ, полный ужаса крик.
Контуры необъятного бесформенного чудовища, меланхолично парившего десятки тысяч циклов в пустоте и во тьме. Огни – не огни, но переполненные апатичной тупорылой злостью глаза, обрамляющие сферическую пасть, диаметр которой, кажется, способен превзойти целые континенты. И эта тварь, бесцельно прозябавшая в лишённом света и забытом Создателем месте, приходит в движение. Отделявшее существо от Эвелинн расстояние по меньшей мере монументально, но само осознание сущности парящего во тьме ужасающего чудовища сковывает и парализует рассудок. Чародейка понимает, что Оно её чувствует. Заметило тепло, свет, заинтересовалось стоящей на самом деле добычей.
Медленно и неумолимо, оно приближается.
Слишком долго Эвелинн вглядывалась в Бездну.
Достаточно долго, чтобы Бездна смогла взглянуть на чародейку в ответ.
Тронный зал в утопает в оглушительной тишине ожидания. Брешь нервирует и пульсирует, багровые огни в глубине танцуют странный чарующий хоровод. Эвелинн, окутанная сферой из чистого света, будто забыла о своих спутниках и не обращает на них никакого внимания.
В непроницаемой тишине особенно отчётливо слышится совсем близкое хлопанье крыльев.
Витраж, запечатлевший победу лорда Годрика над последним драконом, взрывается первым – сверкающей россыпью на людей обрушиваются мириады разноцветных осколков, бесформенные тени врываются в зал вместе с первым порывом холодного ветра.
Великолепные витражи лопаются один за другим – в полумраке под потолком хаотично проносятся грузные мохнатые существа на кожистых крыльях, одновременно напоминающие крылатых волков и уродливых насекомообразных нетопырей.
Осколки витражей, отскакивая от купола Эвелинн, обрушиваются на остальных. Рассекают незащищённую плоть, внося в и без того нестройные ряды хаос. Особенно острый осколок рассекает от самой скулы щеку Виссиль, лишая чародейку в одно мгновение концентрации – гаснет осветительный шар, рассыпается снопами света казавшийся непоколебимым барьер.
Глаза-пуговки крылатых демонов ночи горят багровым адским огнём – с душераздирающим воплем первый из них пикирует вниз, выставив изогнутые серповидные когти навстречу телу трепещущей жертвы.