Они высыпаются из домов по обе стороны улицы.
Десятки и сотни безликих теней, образующих для людей живой коридор. Залитые мраком глаза безразлично следят за процессией, бледные лица проступают во мраке белесыми пятнами.
Их становится больше – те, мимо кого отряд проходит, начинают следовать на почтительном расстояние за живыми. Поглощённые слева, поглощённые справа – невообразимая, преградившая своей массой узкую столичную улочку толпа тянется позади.
Сотни, если не тысячи.
Их количество возрастает с каждой новой минутой. Кажется, всё население старой столицы собирается на пути экспедиции с целью посмотреть представление. Пути назад уже нет – стоит обернуться, как взгляд натыкается на копошащуюся во мгле безликую массу из наблюдателей.
Сквозь шёпот пробивается мерное биение гнилого тёмного сердца. Оно где-то там, впереди, теперь совсем рядом. Пульсирует, разгоняя чистый мрак по невидимым венам. И с каждым тактом обрушивая на живых волны кошмара.
Шёпот не утихает, становится громче, настырнее. В толпе бледных лиц каждому начинают чудится близкие и родные. Взгляд скользит по ним, то и дело цепляясь за знакомые образы.
Однако, стоит остановиться и начать вглядываться, как казавшийся знакомым человек исчезает, растворяясь в безликой толпе.
Где-то там стоит Хаармс, одобрительно кивая и оказывая поддержку. Ты всё правильно делаешь, Илль. Ни в коем случае не сдавайся, иди до конца. Ты сильная, всегда была сильной, ты сможешь. Ты увидела пустоту по ту сторону грани, ты знаешь, что ничего хорошего после смерти ждать не приходится. Сделай это. Сделай ради меня.
Эдвард и Ройс, павшие в бою почти пять лет назад товарища Януса, безмолвно улыбаются наёмнику и призывно машут руками. Зовут к потрескивающему уютно огню походного костерка. Столько всего они прошли вместе – не грех и пропустить немного вина на дорогу.
Элиас видит в толпе поглощённых строгое лицо своего наставника.
Не сдавайся храмовник.
Не поддавайся на искушения, помни обеты.
Если не справишься ты, то кто сможет тогда?
Ты всегда был одним из лучших, не подведи в самый тёмный час Орден, который в своё время дал тебе всё.
Фелиции видится мать – бледная и с тёмными глазами, но вполне нормальная мать. Что она делает здесь, так далеко от деревни? Неужели пришла искать брата? Брат, к слову, стоит с ней рядом. Просит безмолвно прощения за отсутствие. За то, что бросил. Что не смог защитить.
И лишь отец привычно молчит – пальцы женщины невольно касаются рукояти одного из ножей.
Отец не оставлял её никогда. Был всегда рядом. В этой толпе он сейчас находиться просто не может.
Многоголосый шёпот в голове почти ревёт, оглушает.
В нём злость и угроза. Раздражение.
Примите свою судьбу, никчёмные смертные. Вы всё равно ни на что не способны, прекратите сопротивляться.
Роберту среди мертвецов видится Элиас. Тот самый Элиас, который втолковывал ему прописные истины всего лишь каких-то десять минут назад. Как он там оказался? Неужели несгибаемый храмовник сдался так быстро? Если тьма сломила непреклонную решимость железного командира, то как может продолжать сопротивляться сам Роберт?
Храни обеты, брат. Не поддавайся на искушение. Во что бы то ни стало заверши начатое. Оставайся верен себе до конца.
Муж Виссиль стоит среди мертвецов, глядя на девушку залитыми мраком глазами с укором. Держит на руках двухлетнего сына – ребёнок безжизненно висит на плече у мужчины, не глядя на мать.
Ты сделала то, что должна была. Я понимаю, Виссиль, я всё понимаю. Но почему ты бросила нас? Почему нас не защитила? Ты же чародейка Круга, ты владеешь магией света? Где ты была, когда мы в тебе на самом деле нуждались?
Голоса, минуя посредников, вторят оглушительному шёпоту в голове.
Самое страшное то, что Виссиль понимает – даже если конкретно этот образ лишь наваждение… То её родные, скорее всего, действительно находятся где-то в этой толпе.
Эвелинн видит мать. Почти такую, какой запомнила её в тот, самый последний, раз. Контрастная бледность и антрацитовые глаза лишь подчёркивают общее сходство. Она улыбается ей безмолвно, кивает.
Продолжай в том же духе, Эвелинн. Не сдавайся. Ты нужна им, ты несёшь свет. Лети вперёд, Светлячок. Это твой единственный шанс всех спасти.
И лезвие Рассвета вспыхивает тускло во мраке, его тепло проникает через подушечки пальцев в тело молодой чародейки. Кинжал отгоняет в сторону наваждение. Кинжал просит её не бояться. Он впервые по-настоящему говорит с ней после того первого раза в разрушенной храме.
Не верь тьме, Эвелинн. Не слушай шёпот. Ты знаешь, что делать. Ты не одна. Ты никогда не будешь одна.
Сердце Джона в ужасе пропускает удар, когда он видит среди сопровождающих Мириам и Ниэль. Они не могут быть здесь, они за сотни миль отсюда, за надёжными стенами, в безопасности. Он идёт ради них в сердце тьмы, он готов спасти мир, чтобы дорогие для него люди способны были продолжать жить при свете нового дня. Неужели всё зря? Неужели он уже проиграл?
Мириам, утончённая и невыразимо прекрасная, улыбается с грустью. Совсем как тогда, в момент их прощания – лишь необычайная бледность и мрак в глазах контрастируют резко со светлым воспоминанием. Она держит за руку дочь, которая безмолвно произносит «Папа» одними губами. Но Мириам не обвиняет его, не укоряет, отнюдь.
Продолжай идти, Джон. Не сдавайся, мы ждём тебя. Пожалуйста, продолжай. Возвращайся домой. Ты спас нас однажды, ты сможешь сделать это ещё раз. Не сможешь ты – никто больше не сможет. Я верю в тебя, Джон. Возвращайся домой. Просто возвращайся, пожалуйста.
Орсо понимает, что происходит прежде, чем действительно видит. Недоброе предчувствие терзает герцога, голоса в голове издевательски хохочут, будто тоже всё понимая.
Бледное лицо Аделаиды в толпе он принимает с мрачной решимостью. Она улыбается одними губами – улыбается грустно, и улыбка эта гораздо сильнее напоминает оскал мертвеца. На хрупкой шее аристократки – оставленные грубой верёвкой багровые пятна. И её голос, знакомый и чистый, в унисон шёпоту бездны звучит в голове.
Хранители рассвета?
В тоне насмешка.
Надежда? Орсо, ты совсем с ума сбрендил на старость лет? Ты как никто знаешь, чем это кончится. Ты понимаешь, что в этом мире не осталось места надежде. Ты верил в лучшее до последнего – ты искал место, строил новое поместье мечты. И чем это закончилось, Орсо? Ты достаточно умён, чтобы не совершать дважды одну и ту же ошибку.
Истерический смех. Тот самый, неповторимый, который преследует герцога последние месяцы.
Ты хочешь умереть, де Труа. Не будь трусом, не позволяй тьме делать твою собственную работу. Ты всегда был человеком слова, Орсо. Обнажи меч. Закончи эту историю сам.
Лицо Аделаиды исчезает и смазывается. Образ уродливого слепого младенца впечатывается в сетчатку. Тот тянет к герцогу скрюченные окровавленные ручонки, беззвучно открывая время от времени рот.
Ты ничтожество, Орсо. Признай это. Сделай, что должно.
Дома расходятся, улочка выходит на набережную. Толпа поглощённых, пестрящая фантомами далёкого прошлого, плещется и беснуется позади. Каменный мост перекинут через делящую столицу надвое реку. Там, на той стороне, в магическом свете шарика Эвелинн, проступают гротескными силуэтами готические шпили и башни императорского дворца.
Брешь где-то там, внутри.
В самом сердце Империи.
И настолько близко к ней не подбирались ещё никогда.