3 – The Capital
Лес и маленький лагерь остаются далеко позади, преодолена безжизненная равнина, отделявшая отряд от старой столицы. Неверный свет факелов выхватывает из тьмы мощёные улочки и коттеджи предместий – кажется, что на этом этапе продвижение вперёд должно даваться сложнее всего, но люди не встречают ни единого препятствия на дороге.
По обе стороны улицы – мёртвые и будто бы нетронутые дома, за окнами некоторых из которых по-прежнему можно разглядеть аккуратные пыльные шторки. То и дело попадаются пустые и брошенные на обочине экипажи, ветер, гоняя воду и грязь, завывает над безлюдными улицами. Брешь впереди манит, зовёт. У каждого, кто хоть немного знаком с устройством столицы, с каждым шагом остаётся всё меньше сомнений – источник скрывается где-то там, на другом берегу разделявшей город на две равные части реки, в непосредственной близости от покинутого ныне дворца императора.
Столица выглядит оставленной и нетронутой. Все двери закрыты, все здания уцелели. Ни единого звука не издают раскинувшиеся вокруг бесконечные городские кварталы. И никто не препятствует продвижению, никто не мешает. Ни единая живая душа, ни единое порождение, ни единое искажённое животное или даже простой поглощённый – отряд останавливается на перекрёстке, выбирая более подходящее направление и, после некоторых сомнений, сворачивает на новую улицу.
Странно видеть огромный брошенный город. Оставленный в сердце мрака, забытый и будто бы никому теперь больше не нужный. Проплывает мимо витрина лавки портного – пыльные разноцветные платья разложены по-прежнему аккуратно на стойке, словно магазин на рассвете откроется и оживёт в ожидании новых клиентов. Выступает слева монструозной громадой оставленный храм – обитель Создателя, шпили которого вздымаются значительно выше, чем способен дотянуться пляшущий в руках людей свет. Местное безмолвие лезет в голову, давит – и без того ощущавшееся уже некоторое время воздействие тьмы с каждым новым шагом чувствуется сильнее. Тьма лезет в голову, выворачивает наизнанку сознание, вязкий и пропитанный клубами мрака воздух затрудняет дыхание.
Нарастает тревога – у каждого члена отряда появляется стойкое ощущение, что это ловушка. Что дорога идёт слишком гладко, что тьма позволяет живым продвигаться с какой-то одной ей ведомой целью. И лезет в голову, путает мысли, заставляет забывать обо всём, кроме необходимости ритмично переставлять время от времени ноги.
Абсолютная тишина, будто бы забившая рты и головы ватой.
Воспоминания, всплывающие из самых потаённых уголков памяти, воспоминания извращённые и искажённые тьмой.
Или, на самом деле, совершенно нормальные?
Чудовищные образы, обрывки картин, которые видеть никому из людей не положено.
И, кроме прочего, шёпот.
Различить шёпот удаётся не сразу, но стоит однажды услышать, как приходит жуткое осознание – эти чужеродные безликие шелестящие голоса нашёптывают что-то каждому уже довольно давно. Каким-то непостижимым образом их удавалось не замечать, до поры не обращать на эти леденящие потусторонние голоса никакого внимания. Но услышав однажды, отстраниться уже невозможно. Шепот возникает прямо в голове минуя необходимых посредников, шёпот сообщает жуткие вещи и подрывает решимость, путь даже человек и не понимает ни единого слова этого чужого шелестящего языка. Он становится громче, настойчивее, вынуждает спотыкаться и сбиваться с дороги. Он будто бы намекает, что все усилия тщетны, а закономерный конец этой экспедиции даже её непосредственным участникам прекрасно известен.
И становится очевидно, что если продолжать идти, зациклившись на себе, то очень скоро от рассудка ничего не останется. Личность и разум просто развеются, растворятся без остатка во мраке. Если не отрешиться от этого, если не заглушить его, не прекратить слушать, то совсем скоро станет простительно поздно.
Нужно вспоминать. Говорить, если не с целью общения, то хотя бы с целью услышать собственный голос. Выдавить из головы мрак, вспоминая о свете и о чём-то хорошем.