Эвелинн опускается около Илль на колени – уже давно не такое белое одеяние пропитывается ледяной болотной водой. Осторожно приподнимает голову девушки, которая безвольно болтается на переломанной шее.
Опущенные Элиасом веки закрыты. Грязь на бледном обескровленном лице, грязь на одежде и в волосах.
Чародейка начинает вполголоса произносить заклинание, обращаясь к силам, осознать которые до конца на самом деле не в состоянии. Она знает, как это должно работать теоретически. Сперва, используя привычную энергию исцеления, необходимо восстановить пострадавшее тело. Всего лишь дело техники для опытного целителя – свет Эвелинн выпрямляет шею Эвелинн, сращивает сломанные позвонки, восстанавливает повреждённые ткани.
Минуту спустя Илль выглядит так, будто просто прилегла отдохнуть – вот только её тело, пусть и обновлённое, пока что пустует.
Настоящее искусство здесь в том, чтобы вернуть, пока не стало непростительно поздно, обратно и душу.
Мягкие нити света срываются с пальцев Эвелинн, ласкают мертвенно бледное лицо Илль. Чародейка продолжает пытаться, зная, что с этим заклинанием нет ни малейшей гарантии, что задуманное на самом деле сработает. Сложно понять, в какой именно момент становится очевидно, что ничего не получится – чародейке известны как случаи, когда люди возвращались с того света практически моментально, так и истории, когда оказывалось совершенно бессильно многочасовое непрерывное воздействие света.
Бледность Звёздочки медленно отступает, уступая место здоровому цвету кожи. Веки девушки начинают отчаянно трепетать, первый хриплый вздох сдавливает горящие лёгкие.
И Эвелинн понимает, что получилось. Успех, в который почти невозможно поверить.
Илль резко переворачивается на бок, сплёвывая грязную воду. Тяжело и прерывисто дышит, пытается вспоминать. Мысли путаются и разбегаются, она помнит тварь, помнит щупальца, помнит недостаток воздуха и наступившую темноту. Там, где она была, определённо не было ни света, ни долгожданной встречи с Создателем.
Только холод и тьма, абсолютная пустота, в которой нет места ничему кроме.
Там не было ничего, даже самосознания. В этой пустоте можно было находиться целую вечность и, при этом, этого совсем не осознавать.
Но с каждым новым вдохом смутные и никогда не существовавшие воспоминания исчезают. Возвращается обычный человеческий холод, который разгоняет кровь, вновь струящаяся как ни в чём ни бывало по венам.
С каждым вдохом воспоминания о той тьме всё путанее, туманнее. Будто и не было её никогда.
Но, в то же время, Илль чувствует, что какая-то часть её там осталась.