Кинжал легко выскальзывает из украшенных ветвящимся серебряным орнаментом ножен – взгляд Эвелинн встречается с зеркальным блеском зачарованной стали. В отражении девушка видит собственное бледное и испуганное лицо, растрёпанные золотистые волосы, невысказанное удивление в глубине чистых небесно-голубых глаз. Оставленные без присмотра осветительные шары гаснут, но само оружие излучает мягкий солнечный свет и тепло.
Чародейка закрывает глаза, мысленно обращаясь к кинжалу. Тянется мысленно к артефакту, чувствуя накатывающую и отступающую волнами прилива энергию. Лучшие маги Корпуса несколько недель потратили на создание неповторимой реликвии – насыщали сталь своей силой, неминуемо оставляя на ней отпечатки собственных личностей. Эвелинн приходилось слышать о зачарованных предметах, которые со временем обретали сознание и индивидуальность. Этот кинжал существовал для подобного эффекта недостаточно долго, но, в то же время, количество вложенной в него энергии поражало.
Будто каждый, кто участвовал в создании кинжала Рассвета, вкладывал в него частичку души. Свои наиболее светлые и ценные воспоминания о былых временах, о прежнем счастье и ныне утраченной практически безвозвратно старой Империи. Кроме света и солнца, они, конечно же, неосознанно вкладывали в него нечто другое. Не менее ценное. Надежду. И эта надежда серебряными водоворотами клубилась в бушующем океане золотистой энергии.
Устанавливать контакт с чем-то настолько могущественным особенно страшно. Эмпатическая связь с любым объектом неизменно подразумевает обратный контакт.
Плата за возможность проникнуть в сущность чего-либо – необходимость открыть этому объекту себя. Эвелинн неоднократно приходилось слышать об откровенно провальных экспериментах в этой области магии. Но кинжал Рассвета вовсе не кажется чужеродным, не выглядит устрашающе. Он будто бы отражает естественный порядок вещей. Всё то, за что каждый из них борется. То, за что любой из них без тени сомнений готов умереть.
Эвелинн ныряет в золотистую бездну. Растворяется в океане чистой энергии, слыша на задворках сознания знакомые голоса. Чувствует ласковые дуновения ветерка кожей, мягкие и ненавязчивые касания солнечных лучей, проникающих в комнату сквозь розовые декоративные занавесочки. Жизнь снова становится проще, красивее, ярче. Она прячется под столом, в то время как мама ходит вокруг и зовёт её завтракать.
Где-то глубоко внутри она до сих пор остаётся тем Светлячком. Свет по-прежнему робко тлеет в груди – свет, вспыхивая серебряными и золотистыми водоворотами, переливается величественными валами и снаружи.
Она помнит последнее собрание в Корпусе. Помнит собственную уверенность, что драгоценный кинжал вручат Алакрейн. Та, кажется, вплоть до последнего момента была уверена в том же. Более опытная, более искусная в магии, имеющая несравнимо более весомый авторитет в среде чародеев. Когда Рафаар, нахмурившись, протянул ножны Эвелинн, никто в зале сперва не понял, что именно происходит. Истинная суть случившегося открылась для девушки лишь сейчас – вовсе не архимаг выбирал той поздней ночью носителя. Выбирал сам кинжал. И он остановил свой выбор на Эвелинн.
Сцена меняется, возвращая в реальность. Вот только на реальность Эвелинн смотрит теперь совершенно другими глазами. Будто со стороны, сквозь пробитую топорами брешь в досках, видит суетящихся в зале людей. Видит себя, застывшую в одиночестве около костра с закрытыми глазами. Лезвие кинжала сияет, горит золотистым огнём, видимым, как может показаться, за многие мили. Она смотрит вниз, различая во мраке выпирающие практически неприкрытые рёбра. Она чувствует голод и страх.
Безумно холодно, и всем её естеством руководит одно единственное желание. Желание, вынуждающее снова и снова обрушивать на дверь ржавое лезвие топора, желание, толкающее вперёд не ведающих покоя соратников. Их ещё много там, позади, в непроницаемом чёрном тумане. На смену павшим встанут неизменно другие.
Воспоминания смазываются и плывут – она помнит рёв боевых рогов, зовущих в последнюю схватку, слышит нарастающую дробь барабанов, видит алое знамя герцога Эдерлинга, трепещущее на фоне издевательски синего неба. Видит строй, дрожащие руки копейщика, видит мчащуюся навстречу солдатам волну чистой тьмы. Видит высокую фигуру в багровых доспехах – герцог несколько раз суетливо проходит из стороны в сторону вдоль первой линии строя, белоснежные крылья на его шлеме трепещут, а вместо воодушевляющей речи он выкрикивает единственный короткий приказ. Стоять до конца. И ничто больше не имеет значения.
Эвелинн чувствует холод, отчаяние, ужас. Стремление к свету. Лезвие кинжала полыхает в ночи, подобно огню путеводного маяка.
Теперь она знает, что им именно нужно. Артефакт тоже знает. И предлагает помочь.