Молот Януса врезается в грудь мертвеца, продавливая и сминая нагрудник. Кости под бронёй не выдерживают встряски и крошатся – рука, поднимавшая секиру, отделяется от тела прямо во время замаха. Скелет заваливается назад, обрушивается на землю беспомощной грудой костей и металла. Бесстрастно переступая тело павшего собрата, вперёд выходят другие. Ещё один удачный удар молота сверху сминает безоружного мертвеца – переломившаяся в позвоночнике тварь продолжает ползти, вцепившись с сапог Толстяка костлявыми лапами.
Гвизарма Джона, в отличии от молота, не демонстрирует в этой ситуации потрясающей эффективности – ему удаётся сдерживать их, отталкивать, местами пробивать гнилые кости насквозь – но мертвецы продолжают идти, не обращая внимания на бреши и раны. Они не чувствуют боли, не ведают страха – и наёмнику невольно становится не по себе при мысли, что произойдёте, если один из них всё же до него доберётся.
Меч Элиаса взлетает и опускается – непоколебимый храмовник рассекает сокрушительными диагональными ударами кости, пронзает насквозь мертвецом мощнейшими выпадами – те, впрочем, не обращают внимания, с мрачной целеустремлённостью лишь сильнее насаживаясь на смертоносное лезвие. Одного особенно настырного, приходится оттолкнуть щитом – резкий толчок ломает грудную клетку несчастного, моментально превращая того в бесполезную груду костей на земле.
Кости трещат под ногами наступающей армии. Нежить остаётся совершенно безразлична к крикам, нравоучениям и угрозам Бедвера.
Полоса ослепительно-яркого светового барьера вспыхивает за спинами авангарда наступающих мертвецов – внушительная тёмная фигура кровавого герцога лишь отчётливее выделяется на фоне сияния. Проходя сквозь барьер, в поле зрения защитников появляются всё новые и новые твари – надежда стремительно тает при виде потрясающего воображение количества наступающих.
Бедвер, продолжая провоцировать герцога, срубает подобравшегося к нему низкорослого мертвеца. Может показаться, что мёртвый Эдерлинг никак не реагирует на слова своего вассала из прошлого – наблюдает за штурмом с видом чрезвычайно уверенного в своей тактике полководца.
Кровавое забрало, не отрываясь, смотрит на злосчастный пролом. Герцог не двигается, но Бедвер вдруг чувствует – что-то меняется. Он почти уверен, что существо в недрах стального шлема взирает теперь с презрительной ненавистью именно на него.
Будто прочитав мысли Бедвера, Эдерлинг приходит в движение. Он перемещается несколько быстрее и сноровистее своих подчинённых, его необычного цвета броня выглядит почти что неповреждённой. Герцог, обломанные крылья шлема которого возвышаются над головами солдат, пробивается к пролому, расталкивая плечами и сбивая с ног подчинённых.
Последнее слово магической формулы срывается с губ Деборы – заклинание, отгремев, замолкает. Девушка на мгновение закрывает глаза, направляя энергию в полумрак по ту сторону обороняемого пролома. Она чувствует, как чистая магия закручивается в ледяные снежные вихри, как десятки тысяч снежинок, повинуясь её воле, материализуются в воздухе.
По ту сторону пролома бушует вьюга – из сплошной пелены завывающего ветра и кружащихся в безумном неистовом хороводе снежинок, выныривают, один за другим, заснеженные, посиневшие и покрывшиеся инеем монстры. Замысловатые морозные узоры проступают на их ржавых доспехах, кромки зазубренных лезвий побелели от холода, но, по всей видимости, метель не дезориентирует их, не замедляет и не наносит им никакого вреда.
Облака пара вырываются при дыхании изо ртов разгорячённых схваткой наёмников – на каждого из них наваливается с каждой секундой всё больше молчаливых скелетов.
Фамильный меч Бедвера перерубает пополам ещё одного мертвеца – храмовник отмечает, что пока, несмотря ни на что, удаётся их сдерживать. Ко’Драп поднимает голову, вглядываясь в кружащийся в нескольких шагах от него сплошной калейдоскоп из снега и льда.
И видит в белесой дымке могучий багровый силуэт в латном доспехе.
Эдерлинг надвигается на Бедвера, шипастая булава грозно поднимается вверх.
Щит с символом Создателя решительно взмывает навстречу.