Выступление Тамайи было, мягко говоря, не идеальным. А если честно, оно было провальным. В мыслях паладинки все было прекрасно: лирическая мелодия, красивые огоньки в качестве иллюстрации. Но Тама замахнулась на слишком сложное представление без тренировки.
Когда она сосредотачивалась на огоньках, из дудочки слышались звуки, как от раненного слона. А когда она пыталась вернуться к мелодии, то теряла контроль над огоньками. Трактирщик засуетился, даже схватил мокрую тряпку, чтобы потушить огоньки, если они выйдут из-под контроля и подпалят что-нибудь. По его виду было ясно, но он уже жалеет, что дал дудочку Тамайе. Ксенос попытался было помочь Тамайе своей магией, но только добавил хаоса.
Последняя нота отзвучала. Тама рассчитывала на овации или какие-нибудь привилегии, но стояла гробовая тишина. Наконец, тишину разбавил Персиваль:
— И это ты называешь музыкой? Милая моя, совать себе в рот что попало - это не музыка!
Хорошо хоть никто не слышал этой реплики. Все только неодобрительно кивали головами, а трактирщик раздраженно произнес:
— Мисс, впредь прошу вас не устраивать подобные представления. Моя таверна может их не выдержать.
От доброжелательности не осталось ни следа. Впрочем, корчмарь старался не слишком сильно выказывать свое раздражение - гости ведь остались гостями, а они приносят деньги.
Впрочем, сопартийцы правильно поняли, что лучший вариант действий - это разбрестись по комнатах и вздремнуть. Апартаменты были не роскошные, но чистые. Грубая дубовая мебель, кровати, набитые сеном, выбеленная льняная постель - все это, конечно, аристократу не подошло бы, но вот обычному человеку было за счастье.
Комнат у трактирщика было немного - всего четыре. Две было заперты, а в оставшихся герои и разместились. Наконец, солнце уже скрылось за горизонтом и Невервинтер накрыло покрывало ночи.