От увиденной красоты не осталось ни следа. Ее заменила суровая реальность, где Антон шел промерзший и испуганный по ночному лесу, не имея ни малейшего понятия, где он и как он здесь оказался. Полчаса (или час, а может быть даже больше) он уже шел и все чаще ему казалось, что вот это раскидистое дерево он уже видел, а на это бревно чуть не упал, когда споткнулся об хорошо спрятанный корень. А вон и тот корень... Или не тот, а другой...
Впору было как герой гайдаевского фильма - бросить где-нибудь по пути пачку от сигарет. Авось и найдется где-то далеко впереди.
" - О, а мы здесь кажись были! - Кажись-кажись, и здесь были, и на поляне были, целый день по кругу ходим".
Вот только не день, а ночь. Казалось, что сам лес путает пионера, не давая ему найти путь назад. И с каждым таким "бревном" и "корнем" Антон все меньше был уверен в том, что он сейчас идет на юго-восток. Вроде и прямо шел, никуда не сворачивая, но все эти схожие картины сводили с ума. Хоть зарубки ставь. Тут в пору думать, что тебя леший за ухо водит. Мол, вот тебе, паршивец, угощения не принес, не развлек танцем и разговором, ну и блуждай теперь.
Но понятно, что советская наука не верила в леших. И советский пионер тоже не должен. Впрочем, советская наука вряд ли смогла бы объяснить, почему тут пионерлагеря вдруг пропадают вместе с полями и реками.