Угай-до сделала самое главное: он освободил ее от потенциальных угрызений совести. Сейчас проверим, на что способны наши высочества. В случае чего высочества, наверное, успеют сдриснуть. Вернуться назад к папочке с поджатым хвостом. Ну не вышло, папа, извини, он слишком большой и толстый. Вероника скрипнула зубами. Нет уж. Лучше сдохнуть тут, чем вернуться туда... в таком виде.
На самом деле ей было очень страшно. Если бы навстречу попер вооруженный отряд джиннов и ифритов. А тут сами стены и лестницы норовят тебя захавать. Проклятый дворец. Проклятый Угай-до. Он был огромен и ужасен. Так страшно и... невыразимо приятно в одно и то же время. Вот извращенка. От чувства близкой опасности и предвкушения победы, боли, гибели или позора у Вероники каждую клеточку тела как током пронизало. Волосы, кажется, встали ореолом вокруг головы, и на их кончиках дрожали синеватые разряды. По крайней мере она это чувствовала - отчетливо, физически. И все вокруг было слишком отчетливым, крупным и ярким. Кажется, это и называется состояние аффекта...
Дворец, жующий людей, соткан из ткани Сна волей Угай-до. Дворец лупить нет смысла; нужно лупить Угай-до, ломать его волю и выносить ему мозги. Ну давай меряться, уродина. Твоя сила - это мой страх. Я тебя не боюсь.Вероника уперлась покрепче ногами в пол. Воздух вокруг все сильней дрожал и потрескивал. Кругом ткань Сна, материал, который можно лепить, мять как тебе хочется. Мне хочется проткнуть твою жирную тушу, вот чего.
- Именем Барона Субботы ты освобождаешься от занимаемой должности, Угай-до, - отчетливо объявила она звенящим от напряжения голосом. - По причине превышения полномочий.
И Вероника вышла из себя. Она стала синевато-белым вихрем (цвета ее ярости), который закручивался спиралью, твердел, пока не соткался в кристалльное острие. Копье? Рапира? Это острие было: Сон. Это лезвие было: она сама. Вероника, вытянув руку, летела сквозь сгустившийся воздух в направлении жирной шеи Угай-до.