Юная Лоза спит и видит сны. Странные, страшные сны о далёких мирах за пределами известной человеку реальности. Сны проносятся мимо, едва цепляя девочку, а не обрушиваются на неё всей своей потрясающей мощью. Сознание Лозы плавно скользит вдоль потоков видений и следует ритму — тому самому пустому и безмерно одинокому пульсу, который пронизывает измерения и связывает между собой миры. Сердцебиение Вселенной. Лоза привыкла к этому звуку и научилась чувствовать его и следовать ему. Вот и сейчас она путешествует, цепляясь за тончайшие изменения и искажения ритма.
Лоза любит эти сомнамбулические странствия, для неё они почти заменяют реальную жизнь. В своих скитаниях в «неявном мире» она видела многое и ещё многое увидит. И всё равно всё это лишь частица посреди бесконечности.
Позавчера она видела странные земли, где густые вечнозелёные джунгли готовы поглотить в себя высокие ритуальные пирамиды белого и жёлтого камня. А самая главная пирамида совсем чёрная, и стены её покрыты загадочными письменами, которые никто из жителей той страны не может разгадать. На самом-то деле-то куда может быть проще — никакая это не письменность, а запись обрывков космической музыки, которые когда-то кто-то уловил и запечатал в глифах на поверхности вулканического камня. А люди там все несчастные, но забавные. Нет у них ничего: только пирамиды, хижины и шалаши, и даже речь у них грубая и смешная. Есть у них ещё вера, сильная убеждённость, что если принести человека в жертву на вершине храма-пирамиды, то будет всем лучше. Глупая вера. Лоза наблюдала за ними какое-то время, а потом ей наскучило и она ушла — проснулась.
Вчера был другой сон. Там девушка побывала в руинах древнего замка — не на земле, в совсем другом мире. Когда-то там царствовали великий и могучие существа, похожие на людей, да все сгинули, и остались от них только эти развалины, что разбросаны по всей планете. Но они знали Богов — истинных и неведомых стражей мироздания, и поклонялись им. Быть может, и замок этот на самом деле был возведёт в их честь. А теперь тут живут только монстры. Один, с лицом-зеркальной маской, бросился было на странницу, но она всё время уходила от его бросков, а когда игра утомила своей однообразностью, — отрубила твари голову клинком своей души. Потом, по пробуждению, Учитель был недоволен и строго наказывал воспитанницу более так не рисковать. Только какой риск-то, если она такая сильная, Лоза Тирзон?
Сегодняшним же днём девушка позволила себе падать в воронку вечности, минуя тысячи миров за одно мгновение, но нигде не находя покоя. Её душа стремится к иному — в самое сердце бездны, где пересекаются пути безликих странников, где живёт ещё первородный хаос, и где открыты врата в самые затаённые уголки сновидческого мира. Учитель говорит, в таких местах нет ни времени, ни пространства, а реальность вещей подвержена сомнению; и нельзя юной Лозе пока туда заходить, потому что её тело в реальном мире может не выдержать и умереть. Но Лозе интересно, и когда-нибудь она обязательно посмотрит на этот самый «хаос», пощупает его и возьмёт немного себе. Наверное, если она добавит сущность «отрицания» в свою душу, то станет непобедимой. Но Учитель запретил, и Лоза следует его запрету, хотя и не согласна с ним.
Учитель… Некоторые люди называют его Чернокнижником, но, конечно, это просто прозвище. Лоза знает настоящее имя Учителя, но ни за что не произнесёт его никогда и никому, потому что в имени вся сила и вся жизнь его, и Учитель может попросту умереть, будь это имя озвучено. Такова цена колдовства.
Солнце садится за горизонт, бросая последние бледные лучи на Вороновы Топи, скупо выхватывает клочья тумана из пропитанного тяжёлой влагой воздуха и окончательно скрывается. Наступает ночь, время изгнанных и прокажённых. Но Лоза любит ночь и предпочитает бодрствовать в тёмные периоды суток. Её тело сильно, но кожа хрупкая и чувствительная, полуденные солнечные лучи сожгли бы её и оставили ужасные ожоги. В конце концов солнце может даже отнять её жизнь — эту жизнь в бесконечной череде других. И всё же умирать чересчур затратно, и Лоза ценит своё нынешнее существование. Потому-то она и живёт ночами.
Девушка просыпается, лениво сползает с кровати, ступает босыми ногами на холодные и шершавые доски пола. Приятное чувство дрожи охватывает её позвоночник. Хорошее пробуждение после хорошего сна, пусть сон так никуда её и не привёл. Рот девушки с бледными губами искривляется в улыбке — отрешённое выражение отчуждения. Нагая, она смотрит на себя в зеркало, что стоит у стены. Длинные худые ноги и руки с тонкими, кажущимися острыми пальцами, детская фигура — но уже набухающие словно свежие бутоны цветов груди и плавная округлость бёдер. Ещё не женщина, уже не ребёнок, она напоминает сказочную фею с этими пепельными волосами и внимательными кровавыми глазами. Её маленькая тайна — родинка в форме капли сбоку на животе чуть повыше пупка, метка, оставленная «тем человеком» несколько лет назад, когда девочка совершила свою самую страшную ошибку. Учитель делает вид, что не знает, но, конечно, уже обо всём догадался.
— Юная госпожа… — шепчущий голос и ровные тихие удары в дверь костяшками пальцев.
— Я спускаюсь, — отвечает Лоза своему наставнику. Ей не надо много одеваться, достаточно накинуть шерстяной халат, обшитый неувядающими болотными цветами. Ещё есть городское платье её матери, но оно пока Лозе великовато. А в стороне на ткацком станке расправлена заготовка подвенечного костюма — символическое одеяние, которое Лоза хочет сделать собственными руками.
Она так и спускается в обеденную залу — бледная тень с кровавыми глазами. Красивая и страшная одновременно.
По пути попадаются тела утопленников — в последнее время их в старом замке копится всё больше. Они всё время о чём-то шепчутся, беспокойно шевелятся и пытаются что-то делать, но чаще просто неуклюже ломают созданное другими. Даже удивительно, как Учитель заставил их привести замок в относительный порядок, они же совершенно глупы и беспомощны. Иные идут за девушкой следом, но быстро отстают и, запутавшись, замирают, только беспомощно покачиваясь из стороны в сторону. Хотя бы не лезут под ноги, как раньше, до того, как Учитель запихал большинство в подвалы и в башню, и теперь там потихоньку переделывает их во… что-то — Лозе трудно описать, каковы эти гомункулы. Некоторые сейчас тут, валяются огромными грудами дышащей, трепещущей плоти посреди залы и гудят, гудят… Лоза гладит их, но они не успокаиваются. Тогда она перестаёт обращать внимание.
Скупой завтрак — грибной суп и остатки вчерашнего запечённого кролика. На самом деле очень мало, но девушка успеет наесться во время прогулки по болоту некоторыми травами и особенно кислыми красными ягодами, которые так дразнят её чувства. Потом она будет купаться в топях — омуты не затягивают хрупкое, но сильное тело, а ещё позднее, уже ближе к утру ляжет посреди своей любимой поляны и будет рассматривать звёзды. Крохотные огоньки иных миров, несущие свет в космической бездне. Их хрупкий холодный свет так приятен взору, а безмятежный ветер так игриво гладит травинками нагое тело девушки… живой сладострастный экстаз, и — я существую! Прямо здесь и сейчас я — это я, настоящая Невеста Всего Мира. — Лоза предвкушает эти минуты осознания собственной полноты, а пока спускается во двор замка к чёрному пруду, который для неё вырыли и обнесли камнями болотные вороны.
Камни холодные и шершавые, но совсем не как доски пола в её комнате, совершенно иное чувство, хотя тоже по-своему приятное. А на дне пруда камни скользкие и временами излишне острые, но Лоза плавает, не касаясь ступнями твёрдой поверхности. Вода отражает свет луны и звёзд между стенами замка и главной башней. В зеркальном образе девушка замечает сидящего на сломанном флюгере ворона и улыбается ему.
— Что птичка, хочешь пойти со мной?
Он только внимательно смотрит на неё умными красными глазами: — Пой-йти!
— Где ты был, куда летал, Чёрные Крылья? — иногда она называет его так. Когда-то ворон был человеком, который говорил с богами, но боги молчали ему в ответ. Тогда он открыл дорогу в убежище мёртвых и чуть было не сгинул там. Всё ради одного единственного вопроса. Он задал, а боги ответили. И он стал птицей, вороном. А вопрос тот был «Каково имя безымянного?» Лоза бы такой глупости никогда не совершила, но и соверши она, в птицу бы не превратилась, потому что она особенная.
Ворон молчит, не отвечает. А потом — поток разрозненных образов из его разума стрелой входит в мозг Лозы и там оживает. И вот уже Лоза сама птица, что прошла небесным путём над холодным морем и снежной пустыней, что видела других людей с бледными, почти как волосы самой девушки, локонами — незнакомцы, что смотрела на рыб (это такие мелкие скользкие создания, что проводят всю жизнь в воде), когда их вылавливали и пожирали ещё более белые медведи — естественный порядок жизни. И дальше… дальше… там… совсем чужие и уже не вполне люди, но могут говорить. Лоза плачет. В который раз чувствует своё одиночество и плачет.
— Нет, птичка, не грусти за меня. Ты мой друг. Но я хочу ещё друзей, и всегда будет мне мало.
— Куда вы желаете отправиться? — вкрадчиво спрашивает облокотившийся о замковую колонну Учитель. Появился так же внезапно, как и обычно. И в любой момент исчезнет, словно здесь и не стоял.
— Далеко, — просто отвечает девушка.
— К Гансу и Генриху?
— Может быть. — Они хорошие люди, и Лоза любит с ними беседовать. Внимательно следит за реакцией на её признания, хотя не говорит ничего действительно важного. Ганс недовольно ворчит при любом упоминании чего-то неземного, а вот Генрих, напротив, замирает и глотает каждое её слово, каким бы незначительным рассказ не был. Ещё Ганс немного неправильный, смотрит на людей как на животных, что тоже очень забавно. Может быть, он даже когда-нибудь попробует убить её, но Лоза сумеет защититься и, наверное, убьёт его.
— Не к ним вы сейчас стремитесь, юная леди, — мягко поправляет Учитель.
— И действительно, не к ним. — Она выбирается из пруда и одевается. — Я пойду к людям и буду говорить с ними, если надо — убивать. Узнаю каждую встреченную жизнь и каждую смерть. Буду танцевать босая по чужой крови и играть на свирели, выточенной из человеческой кости. И души мёртвых будут водить хороводы вокруг меня.
— Почему вы этого хотите?
— Потому что сейчас такое время, когда другие возжелали снова. Вернуть утерянное и приобрести новое.
— Ради забавы вы разрушите их планы?
— Я не собираюсь ничего разрушать, — качает головой девушка. — Я стану для них живой, по-настоящему живым человеком, хорошим или плохим, другом или врагом — не важно. Но мы будем вместе.
— Юная леди, пожалуйста, ответьте мне: вы любите этот мир и свою жизнь в нём?
— Конечно! — почти смеётся альбиноска.
— Тогда подарите свою любовь действительно каждому. Если для вас это имеет смысл, я поддержу любое начинание. И не только я один. — Золотая зеркальная маска окидывает невидимым взором болотные топи.
— Они все — мои? — девушка не может сдержать восторга. — Ответьте: вы мои дети? — Лоза раскидывает руки и закатывает лицо к озарённому полной луной небу в приступе дикой эйфории. И болото отвечает ей стонами, вздохами, шевелением тысяч мёртвых тел.
— Скоро мои искания завершатся, и мёртвые, связанные заклятиями священного трепета, смогут держать в руках оружие. Они будут грозной силой в твоих руках. Безмолвные воины, жаждущие вновь почувствовать вкус настоящей жизни.
— Жиз-зни! — повторяет с башни бессмертный ворон. Потом слетает и, сделав прощальный круг над замком, улетает прочь. Девушка набирает полные лёгкие воздуха и бегом бросается за ним. Так они — птица и хрупкая мертвенная фигура — исчезают за поворотом болотной дороги.
Оставшийся наедине с собой Чернокнижник задумчиво говорит:
— К сожалению, они жаждут жизни, а не вашей любви. Всё равно всё их существование есть фикция, созданная этим извращённым местом. — Непонятно, к кому относится это замечание, к болотным утопленникам или к людям всего мира; возможно, ко всем сразу.
— А чего жаждешь ты? — задаёт вопрос одна из самых старых душ Чернокнижника.
— Конца этой эпохи убогого застоя и начала новой жизни.
— А что же Лоза? — не унимается душа.
— Юная леди никогда не принадлежала этому миру. Потому она свободна делать что хочет, а я поддержу её начинания всеми силами.
Могущественные силы болота, что за годы переплелись воедино с собственной магией безымянного Чернокнижника, всё больше поражают проклятием окружающую местность. Постепенно эти силы приобретают форму: столичный замок Арвеньер странным образом притягивает к себе стародавних идолов и сливается с ними, вырастая в размерах. А утопленники получают приказ осушить окружающие топи и возвести на их пределах подобие кошмарного некрополя.
Однако этот невероятный процесс постепенен и требует времени.
Трепет: повышение уровня столицы Арвеньер с первого до второго ко второму ходу за 5 000 единиц золота и 20 единиц провизии.