Мэтт Хорнвуд оказался отличным слушателем. Большую часть времени в ответ на излияния Беллы он просто молчал, но этот внушительный бородатый мужчина умел молчать так, что собеседники чувствовали – он действительно заинтересован, понимает каждое слово и просто не считает нужным перебивать. В следующие вечера, когда первый поток откровения Беллы иссяк, он начал спрашивать. Совершенно безобидные вопросы – об Аркадии, о драконе, о брате, Бэрриморе, Мортегане и, несколько раз, даже о Ринне. Он продолжал слушать с вежливым интересом, всё ближе и ближе подбираясь к событиям, предшествовавшим последней ночи Беллы в Аркадии.
Бэрримор поправлялся мучительно медленно. После того, как принцессу начали пускать в его комнату, жизнь в доме сразу сделалась значительно веселее. Старый рыцарь ни слова не говорил о последних событиях, он общался с девочкой в своей обычной шутливой манере, помогая Белле хотя бы отчасти вернуться в прежние времена. Сир Дункан словно неприкаянный скитался вместе с принцессой по особняку – она находила его то со скучающим видом листающим какой-нибудь толстый фолиант из библиотеки, то играющим во дворе с любимым псом Хорнвуда. Вечерами он подолгу засиживался вместе с Мэттом в столовой – после того, как Беллу уводили спать, они ещё часами разговаривали о чём-то и пили вино.
Кэтрин, казалось, и вовсе была без ума от Сабеллы. Она относилась к девочке так, как наверняка стала бы относиться к собственной дочери – детей у них с Мэттом по какой-то причине по-прежнему не было и, казалось, женщина изливала на девочку всю накопившуюся внутри материнскую ласку.
Лишь единожды, одним из последних вечеров в поместье – тогда, когда Бэрримор уже начал достаточно уверенно вставать на ноги, Хорнвуд, сильно перебравший с вином, начал, обращаясь к Сабелле, не столько слушать, но говорить.
Они ужинали наедине в утопающей в полумраке гостиной. Тихо потрескивали тлеющие поленья в камине, Хорнвуд со стуком опустил пустую чашу на стол и отстранённо уставившись в пустоту, произнёс:
– То, что сделал этот пёс Мортеган и остальные чудовищно. Непростительно, – Белла видела, как медленно сжимается в кулак могучая ладонь Мэтта. – Он предал друга, предал короля, предал Аркадию. Отплатил кинжалом за годы покровительства и доверия. У него много сторонников, но, гораздо больше, других. Многие любили Роберта, многие его по-настоящему уважали. В Аркадии остались верные люди. Они опустили головы, ушли в тень – но мало кто из нас сможет спать спокойно, видя Мортегана на троне. Он наверняка понимает это, принцесса. Он сделал всё для того, чтобы не допустить неминуемого.
Хорнвуд яростно громыхнул сжатым кулаком по столу и, внимательно посмотрев на Сабеллу, невесело усмехнулся.
– У старого короля ещё остались друзья, принцесса, – он назвал Беллу принцессой впервые за эти недели. – Их куда больше, чем думает Мортеган. И, если время придёт, мы выйдем из тени.
При первой же возможности Сабелла сбежала. Слуги занимались своими делами и не обращали внимания на девочку, привыкшие к тому, что она постоянно бесконтрольно бегает по поместью. Кэтрин отправилась за покупками в город, Мэтт тоже уехал куда-то по своим непонятным делам. Сир Дункан корпел над какой-то очередной малоинтересной книгой в библиотеке, в то время как Бэрримор тревожно дремал. Белла набросила на плечи накидку – ту самую, королевскую, в которой она бежала несколько дней назад из дворца. Она вышла за ворота и беспрепятственно оказалась на улице. Вокруг сновали неизменно спешащие горожане, по мощёным улицам то и дело проносились мчащиеся невесть куда экипажи. Около храма сидели с протянутыми чашками калеки и нищие. Никто не обращал внимания на целенаправленно бредущего куда-то ребёнка. Белла же отдалась на волю течения – шла туда, куда стекались толпами горожане, к центру городка, площади. Там уже собралась внушительная толпа, поверх голов которой принцесса не могла разглядеть практически ничего. Впереди, в самом центре, на скорую руку сколотили трибуну. На деревянном столбе около неё гордо развевалось чёрное знамя с белыми лилиями – несколько стражников в тех же цветах внимательно изучало притихших людей сквозь щели-прорези шлемов. А молодой человек на трибуне, герольд, громогласно вещал, сообщая публике королевскую волю. Он говорил о том, что в «связи с трагическими событиями» на следующей неделе, во вторник, наконец-то свершится долгожданная коронация. Говорил о том, что герцог Альберт Мортеган любезно согласился с мнением большинства и, после нескольких недель тяжких раздумий, готов объявит о своём согласии принять неподъемное бремя власти. Белла слышала, как люди шептались вокруг, но высказывать своё мнение открыто никто не осмеливался. Герольд объявил о начале формирования нового корпуса – внутренней гвардии, созданном специально для борьбы с угрозой безопасности королевства и изменниками, приглашая всех желающих попробовать свои силы в качестве новобранцев.
Сабелла вздрогнула, когда на её плечико тяжело опустилась чья-та рука. Задрав голову и обернувшись, она увидела густую бороду и хмурый взгляд Мэтта Хорнвуда.
Несколько дней спустя Бэрримор объявил о своём намерение двигаться дальше. Весь вечер Кэтрин суетилась и собирала в дорогу какие-то вещи, пихая в том числе Белле деньги, шёлковые носовые платки с инициалами «К. Х.» и даже какие-то книги. Наутро было заметно, что большую часть ночи женщина плакала.
Бэрримор и Дункан сложили броню и экипировку в мешки, которые навьючили на подаренных Хорнвудом лошадей. В обычных непримечательных дорожных костюмах они мало походили на блистательных гвардейцев Его Величества, лишь болтались по-прежнему на бёдрах ножны с мечами, да Бэрримор предусмотрительно надел тонкую кольчугу под простую рубаху. Он крепко пожал хозяину поместья руку и, как мог уверенно, улыбнулся.
– Куда вы отправитесь, Бэрримор? – поинтересовался Мэтт.
– На восток, – с улыбкой ответил старый рыцарь без колебаний. – У меня есть друзья в предместьях имений Торнхельма, да и вряд ли они станут искать нас в той стороне.
Хорнвуд, поразмыслив, кивнул. Он пожал руку Дункану, опустился на колено около Беллы.
– Удачи, маленькая принцесса. Тебе она пригодится куда больше, чем нам.
Кэтрин обняла Сабеллу и разрыдалась. А минутой позже оба всадника уже ехали по улице к западной окраине города. На этот раз девочка сидела в седле перед Бэрримором, рана которого по-прежнему доставляла тому неудобства, вынуждая держать поводья левой рукой.
Несколько часов спустя, далеко за пределами города, на перекрёстке посреди соснового леса, всадники остановились и спешились. Дункан и Бэрримор переглянулись.
– Я мог бы поехать с вами, – не слишком решительно предложил рыцарь, но старик в ответ лишь качнул головой.
– По одиночке мы будем привлекать меньше внимания. Нужно залечь на дно, затаиться.
Сир Дункан вздохнул. Приблизился к Белле, посмотрел на неё, ободряюще улыбнулся.
– Мой меч всегда останется верен вам, Ваше Величество, – заявил он полушутливо.
И, явно пряча эмоции, резко обернулся и запрыгнул в седло. Сир Дункан направлялся на юг. Бэрримор же, в одночасье отказавшись от идеи двигаться на восток, взобрался на коня и двинулся в совсем ином направлении. Теперь он ехал на север.