Преподобный не отрываясь смотрит прямо на Дрега. Пока коробейник говорит, одновременно обвиняя и требуя милосердия, жрец молча внимает. Его огненный хлыст не подаёт признаков жизни, плечи поникли, голова чуть опущена. Старик уже не производит впечатление того несгибаемого адепта чистого пламени, которым ещё совсем недавно являлся.
Что-то задевает его в речи торговца. Что-то заставляет приостановить это безумие и задуматься. Что-то родное, знакомое, правильное в своей примитивности. В обращённом на Дрега глазе Преподобного плещется грусть. Отчаяние. Боль. В нём отражаются десятки сгорающих в одночасье людей.
Красный жрец не обращает внимания на манёвры всех остальных. Словно его не волнует, будут те вооружены, или останутся безоружны. Он по-прежнему уверен, что полностью контролирует ситуацию.
Когда Дрег, подошедший до опасного близко, всё-таки замолкает, Преподобный медленно мотает из стороны в сторону головой.
– Коробейник, – произносит он тихо.
В голосе жреца слышится чудовищная усталость.
– Ты ведь сам понимаешь. Я не могу остановиться сейчас. Только не сейчас, только не после всего, что я успел совершить. Ведь если остановлюсь я, то кто, скажи мне, кто же продолжит? Если я прекращу, то всё. ВСЁ! То значит всё зря.
Говоривший совершенно спокойно Преподобный начинает кричать, но тут же одёргивает себя, переходя на свой обычный ораторский тон.
– Может ты и видел мир, коробейник, но ты не заглядывал сквозь пелену времени. Ты не всматривался часами в языки пламени в тщетной попытке найти иное толкование этим видениям. Я видел кровавое небо, я видел землю, скованную вечными льдами. Этот мир бьёт в предсмертной агонии, это мир просто гниёт, задыхаясь от магии, и дрожит в предвкушении наступающего вечного хлада. Когда он наступит, перестанут иметь значение жизни! Замёрзнут заживо крестьяне и короли! Этому миру не нужны обычные люди, торговец! Он отчаянно нуждается в таких людях, как я.
Преподобный, вещавший яростно и с запалом, останавливается. Берёт короткую паузу, переводит дыхание.
– Вы думаете это просто, сжигать людей заживо? – Преподобный затравленно ухмыляется, обращаясь уже разом ко всем. – Я делаю это только потому, что это необходимо. Урфар заговорил со мной, потому что я – Избранный. Он наделил меня своей силой – силой, которой не обладал прежде ни один из жрецов. Я выбираю меньшее зло, как вы не понимаете!
Он выдыхает.
– Ладно, Дрег, твоя взяла. Девочка может уйти.
Преподобный смотрит на Санию и отрывисто указывает ей на выход левой рукой.
– Но остальные… Вы – обречённые дети гниющего заживо мира. Старый солдат, давно цеплявшийся за жизнь исключительно ради выполнения обещания, предмета которого больше не существует. Рыцарь, лишившийся всего, что ему было когда-либо дорого и думающий только о том, как бы ценой своей жизни сохранить жизни других. И ты, коробейник. Ты сам согласился на сделку. Так подойди.
И Преподобный протягивает торговцу ладонью вверх руку. Огненная плеть, окончательно забытая, распадается, оставляя на полу лишь полосу пепла.