Имперский арбалетчик смотрит на распростёртое на снегу безжизненное тело убитого паренька. Переводит полный ужаса взгляд с упавшего арбалета на свои посиневшие от холода руки. Дыхание сбивается, кашель и рвотные позывы сменяют друг друга. Не без удивления солдат понимает, что в уголках глаз зарождаются, почти сразу же леденея, горячие слёзы.
Собственная реакция изумляет. Хоть он никогда и не убивал детей, но всё-таки проливать кровь имперцу далеко не впервой. Но… Это произошло настолько внезапно. Ошеломляет. Шокирует. Он безучастно смотрит на товарищей, которые под предводительством самого Дункана проходят мимо и начинают крушить топорами запертые двери казармы.
В голове бьётся панически мысль – только бы не поняли, что произошло. Только бы не заметили.
– Ты чего? – внезапный хлопок по плечу едва не сбивает арбалетчика с ног.
Он оборачивается и видит своего сослуживца – черноволосого имперца, которого наверняка узнала бы Сания, окажись она рядом.
– Я не хотел убивать его, Тори, – сипло произносит солдат, с совершенной беспомощностью глядя снизу-вверх на товарища.
Тот недовольно морщится, не понимая, что происходит. С некоторым запозданием замечает и труп паренька. Черты лица Тори разглаживаются – он как может весело улыбается, всегда жизнерадостный и неунывающий.
– Это вышло случайно, – лопочет арбалетчик, но его друг лишь отмахивается.
– Случается. Расслабься, его всё равно бы сжёг Преподобный. Может статься, что ты даже оказал парнишке услугу.
Солдат кивает, внимая логике друга. Тори смотрит куда-то поверх его головы, на скрывающегося в проулке за казармой начальника гарнизона. А арбалетчик не может оторвать взгляд от совсем уже побелевших ворот. Те, кажется, насквозь проледенели, покрылись витиеватой паутинкой морозных узоров.
– Что… С… Воротами..? – произносит, почти задыхаясь от холода.
Лёгкие обжигает невесть откуда налетевшая волна ледяного воздуха.
Черноволосый имперец успевает обернуться как раз в ту секунду, когда массивные створки разлетаются на тысячи мельчайших осколков. Там, среди беснующегося шторма из снега и крошечных льдинок, возвышается, хищно мерцая синевой глаз, величественное создание.
Олень делает шаг вперёд – и становится видно, что это вовсе не благородное животное с гравюр в старых книжках. Быть может, именно таким оно и было когда-то, однако в прошлом, в свои лучшие времена. Теперь белый олень разлагается, покрыт язвами и нарывами, его брюхо вскрыто и оттуда выпадает крыло рассечённое надвое грудной клетки. Теперь это – король ваших самых худших кошмаров.
Оборачиваются солдаты около дверей казармы, вскидывает арбалет Тори. Выпущенный болт впивается в мёртвую тушу, не причиняя чудовищу никакого вреда.
А сразу следом начинается вьюга. Пронзительная синева глаз заполоняет собой весь горизонт, вгрызаясь разом в разум и душу. Солдат видит, как падает, с лестницы, отчего-то разом потеряв равновесие, Тори. Как имперцы с топорами около почти выломанной двери превращаются в бесформенные монолитные глыбы льда.
А сам солдат опускается на колени. Олень видит его, видит насквозь. Он убил ни в чём невиновного паренька. Он убивал на войне, он чёрт побери, даже изнасиловал ту девчушку. Имперец плачет, уткнувшись лицом в сугроб. Скорбит о содеянном, хоть и со всей ясностью понимает. Уже слишком поздно. Таких как он, олень не прощает.
Сания.
Перемещаешься к Дрегу. Тот, кажется, тебя почти что не замечает. Смотрит то на спину Преподобного, то на груду вещей. Рвётся неистово, но оказывается не в силах разобраться с верёвками.
Ты помогаешь. Мизерикорд Симоны, позаимствованный у мёртвой жрицы когда-то давно и надёжно спрятанный от взглядов людей Преподобного под одеждой, приходится как нельзя кстати. Острая сталь с лёгкостью разрезает леденеющие верёвки. Коробейник падает на колени, а ты ощущаешь, как вокруг холодает. Невесть откуда берущийся ветер охлаждает раскрасневшееся от тревог и усилий лицо. Тревожно трепещет пламя в жаровнях. С деловитой медлительностью распространяется огонь, пожирая деревянные перекрытия старой церквушки. Преподобный не замечает. Стоит в той же позе, тупо уставившись на осколки эльфийского меча, что валяются около тела аристократки.
Дрег.
Рвёшься. Верёвки сильнее.
Боишься и ненавидишь одновременно.
Жаждешь добраться до своих вещей во что бы то ни было, однако не пускают вероломные путы.
Санни появляется словно из ниоткуда. В гнетущей тишине, прерываемой лишь воем ветра снаружи и потрескиванием разгорающегося над головами пожара, девушки останавливается позади тебя и чем-то пилит перетягивающие запястья верёвки.
Десяток секунд – и ты на свободе. Дышишь полной грудью, уткнувшись ладонями в пол. Преподобный не замечает. Красный старик словно окаменел – так и стоит, чуть опустив голову. Смотрит на что-то.
Макс.
Ещё не закончил. Освободил дочь аптекаря, но едва ли вам двоим удастся справиться с Преподобным. Едва ли тебе даже удастся отвлекать в одиночку его достаточно долго, чтобы девушка успела прорваться к дверям.
Потому бросаешься к Юргену. На этот раз расправляешь быстрее с верёвками. Не успеваешь отдышаться, а старый солдат уже свободен и тоже оказывается на полу. Чтож, по крайней мере больше никто не умрёт связанным, словно обречённое на заклание тупое животное.
Юрген.
Сквозь сплошную пелену чёрного пламени прорывается фигура освободителя. Максимиллиан, знакомое лицо. Живой, среди сонма призраков убийц и убиенных невинно жертв. Возится с чем-то у тебя за спиной – очень скоро спадают верёвки. Снова свободен, впервые за долгое время. Теперь отдышаться – и можно двигать за саблей. С тобой ещё не покончено. Пока ещё нет. Самого страшного не случилось – ведь даже умереть с железом в руках в разы лучше, чем отправиться к праотцам без единого шанса дать противнику достойный отпор.
Все.
Преподобный едва ли услышал вас, но всё же медленно поворачивается. Окидывает взглядом недавних пленников – если и удивляется, то никоим образом этого не показывает. В единственном глазе жреца плещется абсолютное безразличие. Огненный хлыст по-прежнему лежит на полу безжизненной лентой. Сейчас он куда сильнее напоминает застывшую магму, чем живое и беснующееся по воле Преподобного пламя.
– Я видел, чем всё закончится, – тихо произносит старик, кивком головы указывая на Уну. – Я знаю, что ожидает всех вас. Никому не уйти от огня, не тратьте последние мгновения жизни на бессмысленную борьбу.