Преподобный некоторое молчит и пристально вглядывается в лицо Сании – в глубине его единственного глаза даже проступает нечто, отдалённо напоминающее человеческое сочувствие. Лишь затем, убрав свою руку от лица девушки, произносит:
– Хочешь понять… Похвально, дитя, – резко повышает голос. – Нам, наиболее преданным слугам Всевышнего, он открывает особенные способности. Признаюсь, в прошлом я был грешен и не верил в сказания о святых… Но я раскаиваюсь, я изменился. Владыка Урфар говорит со мной, и я вижу посланные им видения в пламени!
Преподобный резко срывается с места. Лишь свистящий шорох его красной рясы и потрескивание поленьев в жаровне нарушают зловещую тишину.
– Мир, тот мир, которым мы его знали, стремительно угасает. Надвигается Холод, время вечного льда и бесконечной зимы. Его наступление предсказывали пророчества древних, но теперь… Теперь сомнений быть просто не может. Первородный огонь угасает, и я – Я! Избран для того, чтобы это остановить.
Он медленно возвращается к Сании. Лицо жреца – лицо одержимого, полностью уверенного в своих словах человека.
– Поверь, девочка, если бы только был другой способ, я бы им непременно воспользовался. Я бы сам взошёл на костёр, если бы знал точно, что этого будет достаточно. Но я не могу позволить себе так рисковать – подумай лучше о том, сколько невинных жизней спасёт твоя жертва. Иногда приходится выбирать меньшее зло, – старик отводит глаза и медленно отворачивается.
Неторопливым шагом продвигается дальше по кругу.
Его внимание на этот раз привлекает реплика Уны. Коршуном он устремляется к ней, вынужденный пройти по кратчайшему пути через центр условной окружности.
– О, это ты, – насмешливо восклицает. – И поведёт он людей за собой, к огню и свету, сквозь вечный холод и непроницаемый мрак… И будет его единственный глаз гореть для остальных маяком и путеводной звездой…
Преподобный по памяти чувственно декламирует выдержку из какого-то священного писания, никому из вас неизвестного.
– Любопытно наблюдать, как воля Всевышнего вершится руками такой невежды, как ты. Поверь, если бы Урфар хоть на мгновение решил, что мне нужны для выполнения моей миссии оба глаза... – Преподобный смеётся.
– В одном ты права, Уна. Нет более ценной жертвы, чем жертва осознанная. Однако, подобная тебе еретичка никогда, несмотря ни на какие обещания, не сможет истинно уверовать в Высшую Цель. Это не имеет смысла, ты лишь оттягиваешь и без того неизбежное. Наберись терпения, девочка – в отличии от всех остальных, тебя я сожгу с особенным удовольствием.
Договорив, Преподобный направляется дальше.
Пройдя мимо медленно приходящего в себя Юргена, он, не удостоив того даже взглядом, останавливается около следующего столба.
– Несчастное дитя. Слишком хрупкое и невинное для этого жестокого мира. Суровые времена убивают слабых людей. Для некоторых, смерть – долгожданное избавление, – лишь вывернув голову Юрген может увидеть, кому предназначается пропитанная искренней тоской эпитафия Преподобного.
Адрианна. Безвольно повисшая на верёвке, по-прежнему не подающая признаков жизни. Некогда роскошные волосы растрёпаны, непослушные пряди спадают вперёд, закрывая лицо. Жрец медленно касается подбородка бесчувственной девушки и, приподняв её голову, говорит – вот только обращается на этот раз, по всей видимости, вовсе не к ней.
– Несмотря на все твои старания. Несмотря на то, как далеко ты смог протащить её сквозь холод и вьюгу. Она всё равно умерла. Умерла тогда, когда была вынуждена переступить порог своего родного дома. Всё остальное – отсрочка. Днём больше, днём меньше, не имеет значения.
Юрген пробует на прочность верёвки, но те ни на йоту не поддаются. Преподобный отпускает подбородок Адрианны, и голова девушки вновь безвольно падает на грудь.
Красный жрец с медлительной торжественностью продолжает свой путь. На этот раз – прямо к разожжённым жаровням.
– Существует только один истинный Бог, – выкрикивает, приближаясь вплотную к источнику пламени.
И, не колеблясь, по локоть погружает руку в огонь. Не отдёргивает, не кричит – продолжает держать, торжествующе улыбаясь.
Когда он извлекает из пламени кисть – та объята неправдоподобно ярким, пышущим жаром огнём. Но не бьёт в нос запах горелой плоти. Остаётся совершенно спокойным лицо Преподобного. Он вновь разворачивается и размеренным шагом направляется прямиком к Адрианне.