Энзо. Тихо потрескивают поленья в разожжённом камне – после ухода спутников казармы поглощает гнетущая тишина, лишь шаркает, переминаясь, изредка стражник в коридоре за дверью. Похоже, Уне совершенно нет до тебя дела – минуты проходят одна за другой, а обстановка вокруг по-прежнему не меняется. Лишь изредка проходят слуги и солдаты по двору за окном.
В конце концов, твоё внимание привлекают тяжёлые шаги в коридоре. После уверенного короткого стука массивная дверь со скрипом медленно отворяется.
На пороге оказывается незнакомый тебе человек – высокий худощавый усач, которого не было среди встречавших вас охранников во дворе. Позади него молчаливо маячит двое охранников, недобро поглядывая на тебя исподлобья.
- Баронесса послала за вами, сэр, - медленно произносит усатый.
Хоть он и старается говорить максимально разборчиво, хоть и пытается строить наиболее примитивные фразы, однако с каждым его словом крепнут неумолимо твои подозрения. Та практически неуловимая для слуха певучесть, которая слышалась тебе в говоре Дункана, сквозит в каждом слове этого типа уродливым шелестом артоданского языка.
Флинт. Вопреки твоим ожиданиям, солдат не понёс тихо скулящего Шваркса в казармы. Вместо этого он проскользнул в непримечательный проход между зданиями, оказываясь на петляющей между вспомогательными постройками узкой тропинке.
Отстав от своих, бредёшь, хромая, следом за ним. Воин не оборачивается, а ты стараешься не попадаться ему на глаза по мере возможности.
В конце концов, он оказывается на заднем дворе – небольшом заснеженном закутке между хлевом, амбаром и монолитной стеной главного замка. Солдат останавливается, опуская Шваркса на снег около пня, из которого торчит внушительных размеров топор дровосека. Убедившись, что попыток к бегству дворняга пока что предпринять не пытается, стражник выуживает из кармана трубку и начинает терпеливо набивать её табаком.
Санни. Жрец показательно чокается чашкой с изящным бокалом графини, отхлёбывает вина. Его примеру неохотно следуют и другие, в то время как ты пытаешься незаметно вылить содержимое своей кружки на пол.
Сразу после этого поднимаешь глаза – и встречаешься с насмешливым взглядом Дункана, который, по всей видимости, всё это время наблюдал за тобой и, как следствие, прекрасно всё видел. Улыбнувшись одними губами, рыцарь моментально теряет к тебе интерес и вновь невозмутимо принимается за своего поросёнка.
ЛинАстория Уинтворт на тебя наоборот совсем не смотрела - опустила глаза сразу же, как только ты начала говорить. Выслушав, кротко кивнула.
- Зима сурова ко всем в ранней степени, - звучно продекламировал вместо неё Преподобный..
Сама графиня тебе ничего не ответила - более того, кажется, ты только сильнее её напугала.
Остальные. Кто-то жадно поглощает исходящую паром похлёбку, кто-то предпочитает молочное мясо на удивление вкусного поросёнка. Некоторые рискуют последовать примеру графини и Преподобного, решая отпить немного вина. Вполне добротного, к слову, хоть и кисловатого немного на вкус.
Душный уют обеденной залы постепенно стирает отпечаток смерти с лиц беглецов, заставляя казаться кошмарным сном оскаленные волчьи морды и презрительно-пристальный взгляд ещё более жуткого зверя.
Вся эта дикость постепенно отступает, блекнет и стирается в памяти, уступая место простым человеческим радостям и невзгодам.
Коробейник, к примеру, превозмогая лихорадку медленно поднимается и бредёт к своему мешку. Преподобный, попивая вино, сверлит спину торговца тяжёлым взглядом, но не препятствует. Никто не пытается помешать Дрегу и тогда, когда тот подходит к графине практически вплотную. Задумчивые прозрачные глаза девочки смотрят на мужчину со странной смесью страха и удивления. Никто из обитателей замка явно не понимает, чего можно ожидать от добродушного на вид коробейника – лишь Дункан не беспокоится, продолжая невозмутимо пережёвывать мясо.
На пустующей части стола перед девочкой появляется мёд, чуть позже – и резной стилос.
И, хотя умом вполне можно понять обычную благодарность человека, спасённого от смерти на холоде и морозе, Астория явно принимает дары как что-то куда более личное. Она молча, не двигаясь, смотрит на Дрега, кажущаяся в редкие моменты необычайного спокойствия как-то особенно, даже потусторонне, красивой.
Кажется, она уже почти забыла, каково это – получать от посторонних что-то хорошее. Графиня Уинтворт неуверенно улыбается, в то время как на глазах девочки выступают незваные слёзы.
- Благодарю вас… - надломленным от волнения голосом отвечает Астория, продолжая смотреть не столько на дары, сколько на самого коробейника. – Это очень… Я…
Она медленно отводит взгляд в сторону – и от Дрега, и от багровой фигуры жреца. Жадно хватает со стола резную деревяшку.
- Прошу прощения… Мне что-то нехорошо, - пролепетав какие-то извинения, практически бегом вылетает из комнаты.
- Несчастное дитя, - громогласный голос Преподобного заполняет собой неловкую тишину. – Со дня смерти отца она сама не своя – этот мир бывает необычайно жесток, особенно к детям…
Старик сочувственно цокает и кивком предлагает Дрегу вернуться на место.
- В наше время на дорогах не так уж много простых путешественников. Кто вы такие, друзья? Откуда путь держите, и куда направляетесь?