Шваркс, хрипя и захлёбываясь, отчаянно тявкает на незваного гостя.
Олень с истинно королевским высокомерием не обращает на дворнягу никакого внимания, не двигаясь с места и внимательно изучая людей.
Его горящие потусторонним сапфировым светом глаза излучают вежливый интерес, обращённый, кажется, одновременно и в пустоту и персонально на каждого.
Некоторые словно не замечают присутствия жутковатого зверя – занимаются своими делами, зализывая раны и словно нарочно игнорируя визитёра. Другие – напротив, целиком и полностью им поглощены.
Безымянная девочка Эйты отважно шагает вперёд, проваливаясь едва ли не по колено в сугробы. Она завороженно смотрит прямо в сапфировые глаза оленя и продолжает идти – одинокая тёмная фигурка на белоснежном полотне неистовой вьюги.
Вслед за ней быстрым шагом бросается лесоруб Максимилиан. Юрген, бормоча что-то под нос, тоже делает навстречу несколько осторожных шагов.
Олень не шевелится, словно наблюдая с немым укором за Каталиной. Бросившаяся было к ней Адрианна спотыкается и падает в глубокий сугроб. Взмывает в воздух выпущенная лучницей единственная стрела. Всё замирает.
Сания.
Находишь глазами фигуру лучницы Каталины в надежде обнаружить среди этой чёртовой вьюги хоть какую-то точку опоры. Островок уверенности и непоколебимости, которые, возможно, передадутся со временем и тебе.
Видишь, как девушка натягивает тетиву, прицелившись явно в мистического оленя. И как выпускает в воздух стрелу прежде, чем кто-либо успевает этому помешать.
И вдруг натыкаешься на горящий синим огнём взгляд животного. Он пробирает льдом, выворачивает тебя наизнанку. Олень действительно знает. О данном обещании Тьеру, о всех твоих проступках и воровстве. Испытывает тебя на прочность. И отпускает.
Юрген.
Выпущенная Каталиной стрела хоронит все твои надежды по-хорошему договориться с рогатым хранителем леса. Останавливаешься, понимая, что нет уже смысла пытаться помешать Пуатье.
Если ты действительно прав и древние легенды не лгут, то попытка выстрелить в духа наверняка является фатальной ошибкой. Едва ли девушке удастся убить его – слабо верится, что получится даже попросту ранить. Едва ли животному с разорванной шеей и выпущенными кишками страшна ещё одна торчащая из тела заострённая палка. Но кто знает, быть может, у лучницы есть все шансы его разозлить.
Олень, тем временем, смотрит мимо Пуатье и Эйты. Олень взирает прямиком на тебя, выворачивая наизнанку воспоминания и бередя рваную душу. Ты снова сражаешься с имперцами на берегу холодной в это время года реки. Снова ломит колено застарелая рана. Ты вновь переживаешь кровавую бойню, теряя друзей и убивая врагов. Наиболее тёмные моменты твоей основательно затянувшейся жизни проносятся в одночасье перед очами– синее пламя в глазах оленя освещает самые мрачные уголки твоей памяти.
Приходишь в себя уже на коленях. Верная сабля покоится бесхозно рядом в снегу, лоб покрывает ледяная испарина. Дышишь отрывисто, тяжело. Но понимаешь, что на этот раз всё-таки пронесло. Олень отвернулся.
Адрианна.
Бросаешься наперерез в отчаянной попытке спасти оленя и помешать Каталине. Спотыкаешься, до обидного глупо. Летишь в сугроб, выставив вперёд руки.
Лежишь на снегу. Для благородной леди, наверное, достаточно унизительно.
Поднимаешь голову, силясь разглядеть сквозь вьюгу последствия выстрела. Летит в лицо снег, лезут растрепавшиеся пряди волос прямо в глаза.
И вдруг всё окружающее пространства затапливает синее потустороннее пламя. Точки-глаза оленя начинают казаться тебе огромными маяками, от которых невозможно укрыться. Они испытывают, проверяют на прочность. Ворошат неприятные воспоминания из далёкого детства. Такого далёкого, что ты уже и сама тех событий толком не помнишь.
Олень, потеряв интерес, отворачивается.
Эйты.
Бредёшь вперёд заворожено. Олень смотрит на тебя – но тебе совершенно не страшно. Он кажется мудрым и добрым, всезнающим. Чем ближе ты приближаешься, тем спокойнее сразу становится. Кажется, около него даже утихает вездесущая вьюга.
Ты совсем не боишься.
Пока на плечо не ложится чья-то рука. Оборачиваешься, словно выходя из глубокого транса – видишь глаза и бороду Пуатье, одного из мужчин в вашем отряде. Он чего-то хочет от тебя, настойчиво тянет назад.
Не понимаешь. Этот человек пугает тебя куда больше оленя.
Пуатье.
Нагоняешь быстрым шагом девчонку. Она оборачивается заторможено медленно, её взгляд кажется блеклым и затуманенным. Смотришь на неё, хочешь что-то сказать – но, поверх головы девочки, встречаешься взглядом со зверем и замираешь.
Он выворачивает тебя на изнанку. Просматривает все основные факты твоей биографии. Детство оруженосца. Непродолжительную карьеру рыцаря. Кровавую резню в родном замке.
Он знает, что ты был вынужден бежать. И, кажется, тебе даже сочувствует.
Олень отворачивается и сразу становится немного теплее.
Тэрия.
Ты пытаешься не смотреть на оленя, но чувствуешь, что тот взирает именно на тебя.
Он пытает тебя, заставляя невольно вспоминать те неприятные и тёмные вещи, которые ты больше всего в жизни хотела забыть.
Он осмеливается судить тебя, подвергать твои поступки мерилу морали.
Ты снова в объятиях наиболее противных из своих покровителей. Ты снова чувствуешь на себе последствия пьянства. Ты видишь себя со стороны, как никогда чётко и трезво.
Олень теряет к тебе интерес – никогда ещё ты не чувствовала себя настолько раздавленной и покинутой.
Энзо.
Сидишь, прислонившись к дереву.
Жуёшь мясо.
Наслаждаешься шоу.
Но всевидящей олень добирается и до тебя – в его глазах такой холод, что очередной кусок мяса застревает в горле комком. Дыхание сбивается, в одно мгновение тебе становится ещё холоднее.
Он изучает тебя, копается в твоей голове. Ты чувствуешь это, но ничего не можешь поделать.
Когда он отпускает тебя, так и остаёшься сидеть. Опустошённый, обескураженный. Есть больше не хочется от слова совсем.
Флинт.
Хочешь идти за Эйты, хочешь что-либо сделать.
Но не выходит.
Глаза животного словно парализуют, воскрешая воспоминания в памяти. От него ты не спрячешься за тоннами баек и надуманной лжи – олень, кажется, всегда знает правду.
И говорит правду тебе. Доносит то, что ты знаешь, но во что верить упрямо отказываешься. Алистер не ждёт тебя ни в Эредине, ни в Оретане. Он больше не потреплет тебя по волосам. Никогда. Не похвалит за проделанную работу. Олень говорит, что и Алистер, и все остальные, скорее всего, давно мертвы. Заколоты, больны или замерзли где-нибудь на бескрайних просторах Теравии.
Не хочешь верить, но в глубине души понимаешь. Олень не станет лгать тебе без причины.
Уна.
Падаешь на ветки без сил. Закрываешь глаза.
И ледяное свечение заполняет тебя изнутри. Олень интересуется, он выясняет.
Он говорит тебе, что отдохнуть не получится. Не время спать или ужинать, время идти.
Он копается в твоих воспоминаний, вытаскивает на свет наиболее неприятные эпизоды из жизни.
И, не обнаружив ничего по-настоящему тёмного, отступает.
Каталина.
Выпускаешь стрелу. Целишься спокойно, неторопливо. Как сотни раз прежде.
Разница присутствует только в одном. Олень смотрит прямо на тебя своими потусторонними ледяными глазами. Он знает о том, что ты собираешься сделать. Стискивает ледяными пальцами холода сердце.
Он знает, но ему всё равно.
Говорит что-то слева от тебя Адринна – пытается помешать, но вовремя добраться не успевает.
Следишь взглядом за полётом стрелы – рука подводит, это явно не лучший твой выстрел. Но всё-таки достаточно хороший, чтобы угодить твари в спину.
Сгущается вьюга – снежники кружат в сумасшедшем водовороте, словно застывает окружающее пространство. Олень ведёт головой – видишь, как замерзает, покрываясь корочкой льда, в полёте стрела. И падает, не долетел до животного несколько ярдов.
Теперь его очередь. В тебя впивается ледяной взгляд. Перед твоим затуманенным взором проходят, отдавая честь, лица павших легионеров-соратников.
Ты уцелела. Единственная, среди всего своего отряда. Действительно ли сделала ты всё, что могла? Действительно ли можешь смело смотреть в глаза некогда бывшим твоими солдатами мертвецам? Не побежала ли ты, испугавшись стали на земле и магического пламени в небе?
Ты можешь обмануть других, но себя не обманешь.
Приходишь в себя лёжа на снегу. Тебе холодно, тебя жутко трясёт. Твой лук, выпустивший роковую стрелу, лежит рядом. Проледеневший до основания и развалившийся на несколько крупных осколков.
Эларик.
Если до выстрела Каталины олень скорее походил на молчаливого наблюдателя, то теперь, по всей видимости, он впал в настоящее бешенство. Стрела лучницы утонула в снегу бесполезной стекляшкой, а сама девушка без видимых на то причин замертво упала на землю.
Хочешь помочь, но сделать ничего толком не успеваешь. Олень делает шаг вперёд и наконец обнаруживает и тебя.
Вся походная жизнь чередой образов проходит снова перед глазами. Вся пролитая за свободу кровь воскресает в воспоминаниях. Ты – солдат, человек слова и стали. И этого олень явно не понимает.
Но отпускает тебя.
Дитрих.
Врач оставляет тебя. Сделал всё что мог и бежит дальше, к следующему пациенту.
Смотришь отчаянно вслед и поднимаешь глаза. Мёртвый олень ужасающе близко. Он смотрит на тебя, вытягивая на свет Единого все мелочные грешки.
Мародёрство, жестокость, презрение.
Он заставляет тебя испытать то, что чувствовали перед смертью жертвы вашей небольшой банды. Их крики стоят у тебя в ушах и даже тот факт, что ты страдаешь из-за своих же добрых намерений не в силах унять дикий ужас.
Ты ощущаешь неистовый страх, испытываешь лютую боль. Один за другим перед тобой проходят призраки убитых людей – среди них есть знакомые, есть незнакомцы. Слишком длинная вереница, чтобы ты мог это действительно выдержать.
Олень не отворачивается. Ждать помощи со стороны на этот раз не приходится.
Ашиль.
Мёртвые олени или духи возмездия – не всё ли равно? Ты невозмутимо переходишь к новому пациенту, присев у костра начинаешь прокаливать нож.
Душераздирающий крик заставляет тебя обернуться – кричит Дитрих, отползая на лопатках назад от чего-то неведомого. Он смотрит на проклятое животное, то взирает на раненого в ответ.
Мгновение – и мужчина перестаёт кричат, застыв на снегу в неестественной позе.
Пад.
Терпеливо ждёшь, пока врач прокалит на огне инструменты и займётся тобой.
Ты около остатков раскиданного волком костра, чувствуешь себя в относительной безопасности.
Пока тебя не начинает обдувать с ног до головы ледяной ветер. Вокруг сгущается неправдоподобно глубокая тьма – ты больше не видишь огонь, не видишь Ашиля, не различаешь никого из своих спутников.
Лишь синеглазый силуэт рогатого выродка проступает в темноте особенно чётко. Мистическая тварь приближается, из её пасти при дыхании вырывается синий мороз. Он подходит к тебе почти что вплотную.
Твои конечности скованны холодом, тебе с огромным трудом удаётся дышать. Олень вкрадчиво заглядывает в твои глаза, бередя одновременно все старые раны.
Он видит то, что ты прячешь даже от себя самого. Твоё отчаяние, твою бесполезность. В каждой схватке ты снова и снова молишь судьбу о неминуемой смерти. Но вселенная продолжает над тобой насмехаться.
Теперь всё иначе. Олень видит тебя изнутри, олень понимает. Его мороз больше не обжигает, а нежно баюкает.
Ноги подгибаются, ты медленно оседаешь на землю. Глаза рогатого зверя остаются последними ориентирами в подступающей со всех сторон темноте.
Дрег.
Шваркс больше не лает. Он свернулся калачиком на снегу и жалобно громко скулит.
Он не слышит тебя или, по крайней мере, не реагирует.
А ты не бежишь. Шагаешь вперёд.
Именем Угга заклинаешь оленя внимать. И он слушается. Ты без труда привлекаешь внимание к своей скромной персоне. Совсем недавно поглощённый кем-то другим, олень теперь переводит взор на тебя.
Слово Угга зверя не особенно впечатляет. Он продолжает смотреть на тебя – позади бестии усиливаются, становясь совсем непроглядными, снежные вихри. И в совершенно безумном завывании ветра тебе чудится недавний оглушительный вой.
Ты делаешь шажок навстречу – маленький шаг для человека, огромный шаг для торговца. Олень тоже шагает вперёд – тебе чудится тень насмешки в сапфировых глубинах крошечных глаз.
Плевать он хотел на защиту Агни – олень снова синхронно с тобой продвигается немного вперёд, словно испытывая на прочность несчастного коробейника. Твоё сердце бешено колотится – чувствуешь, как он копается в твоей голове. Выворачивает наизнанку прозаичные торгашеские дела, отдаёт некоторую дань уважения прошлому строителя-созидателя.
Даже упоминание о ледяном топоре Угга не в силах его устрашить. Делаешь последний отчаянный шаг – и олень ревёт тебе прямо в лицо. Открывает широко пасть, в недрах которой, кажется, господствует первозданная тьма. Обжигающе холодный ветер бьёт тебе прямо в лицо, слух режет уже знакомый то ли крик, то ли вой.
Только ближе. Громче. Ужаснее.