На смену оглушительной симфонии схватки приходит относительное затишье. Воет привычно ветер, приглушая стоны раненых и обращённые к доктору просьбы о помощи. Скулят, умирая, немногочисленные недобитые волки.
Во время дыхания изо рта вырываются облака горячего пара. Снег нещадно хлещет разгоряченные сражением лица. Кто-то начинает думать об ужине, кто-то с тоской посматривает на разгромленный лагерь. Выжившие устали бежать – сейчас они просто нуждаются в отдыхе и тепле.
Но от гниющих трупов убитых волков, кажется, ежесекундно всё сильнее расползаются жадные щупальца неизлечимой болезни. Их кровь отравляет сам воздух, рискуя добраться до тех, кого лишь чудом миновали чуть раньше клыки. Возле разлагающихся тел не хочется долго задерживаться. Уютный лагерь теперь куда сильнее походит на кладбище.
Холодает. Вьюга, и без того почти непроглядная, ежеминутно усиливается.
Проходит одна минута, следом другая – люди медленно осознают, что всё ещё живы. Душераздирающий вопль неизвестного зверя выветривается постепенно из памяти. Начинает казаться, что вовсе не был он таким отвратительно жутким. Что виною всему – разыгравшееся не в меру воображение.
Высвобожденный из колючих объятий ёлки Шваркс не даётся хозяину – крутится волчком, тявкает, привлекая внимание. Побелевшая от снега шерсть дворняги поднимается дыбом – зверь, кажется, словно взбесился. Он скулит, огрызается, едва не впиваясь в руку пытающегося осмотреть его Дрега. Вырывается и отбегает в сторону от хозяина, навострив треугольные уши и уставившись отстранённо в снежную мглу.
И там, куда смотрит дворняга, к ужасу беженцев проступает на фоне белого полотна силуэт. Животное, совершенно бесшумно ступающее по рыхлому снегу. Медленно приближается и, кажется, ещё сильнее беснуется вокруг тёмной фигуры метель.
Зверь величественный, по-своему грациозный. Внушающий не столько угрозу, сколько невольное восхищение. Исполинские раскидистые рога придают визитёру особенное великолепие.
К разгромленному лагерю неторопливо бредёт белоснежный олень – в точках-глазах зверя пылает, переливаясь, потустороннее синее пламя. Его пустой взгляд завораживает, впечатляют бугрящиеся под белой шкурой рельефные мышцы.
Впрочем, кроме того, что животное невообразимо прекрасно, неотвратимо бросается в глаза тот факт, что оно определённо мертво. Оленя выдаёт бескровная рваная рана на шее, сквозь которую виднеется кое-где позвоночник. Рёбра, проступающие местами сквозь прорванную шкуру на покатых боках. Волочащиеся вслед за зверем по снегу красные змеи выпущенных кишок.
Зверь останавливается на почтительном расстоянии. Смотрит на выживших. Наблюдает.
Дитрих.
Теряешь сознание. Балансируешь на грани кромешной темноты и кровавого бреда. Кажется, умираешь. Но продолжаешь цепляться за жизнь. Не замечаешь, что врач уже рядом и вовсю пытается облегчить твои муки. Не догадываешься о том, что вокруг тебя, чумного и обречённого, уже успела собраться небольшая толпа.
В твои грёзы начинает проникать холод. Синий огонь медленно распространяется по всему телу. Немеют сперва ноги – ледяной паралич поднимается выше. Медленно, но совершенно неотвратимо. Когда он добирается до груди и сердце в ужасе пропускает удар, открываешь глаза, насквозь мокрый от пота.
Видишь лицо Ашиля. За ним – обеспокоенные Эйты и Флинта. Всё тело горит, ломает от боли. Но зато, кажется, ледяной паралич отступил.
Юрген.
Там, откуда ты родом, испокон веков существует поверье. Старая сказка, бессмысленная и красивая. Легенду, вроде бы, давным-давно перевёл какой-то бард с языка остроухих соседей.
Она повествует о духе леса – призрачном огромном олене. Согласно поверью, этот олень является покровителем чащи, защитником угнетённых животных. Он появляется лишь тогда, когда вверенный ему участок леса находится под угрозой. Олень этот выступает в роли воплощения гнева природы, эльфийского символа возмездия, ответа на разрушительное влияние человека.
Именно эта история вспоминается почему-то под пробирающий взглядом снежного гостя. Едва ли этот дохлый лось является на самом деле эльфийским возмездием, но синий огонь в глазах животного тебя всё равно пробирает до дрожи.
Дрег.
Смотришь вслед волку. Целишься. Задерживаешь дыхание и стреляешь.
Провожаешь взглядом отправленный болт.
Волк, выбранный жертвой, спотыкается на полной ходу и кубарем летит в снег. Катится ещё пару метров и замирает. Больше признаков жизни не подаёт.
Откладываешь арбалет, идёшь спасать от ёлки проявившего неуместное геройство Шваркса. Помощь твою пёс принимает, а вот проверить пасть никак не даёт. Скулит, вертится, в конце концов вырывается. Стоит себе вдалеке, лает на что-то.
Ты не обращаешь на псину внимания – занимаешься спасением драгоценного скарба. Выуживаешь свой котелок, переправляешь в костёр. И лишь затем поднимаешь глаза, встречаясь взглядом с обжигающим пламенем.
Мёртвый олень, кажется, смотрит прямиком на тебя. Именно на тебя. Видит насквозь всю твою торгашескую душонку. Кажется, сами боги севера пришли покарать тебя за многочисленные грешки. В глазах оленя не просто холод. В них смерть. Персональная немая угроза.
Эйты.
Волчики убегают, доктор занимается Дитрихом.
Злой коробейник стреляет по зверям вслед из своего арбалета. Попадает в одного. Убивает.
Наблюдаешь с тревогой за действиями Ашиля. Тот делает много всего, действует уверенно и достаточно быстро. Зрелище завораживает.
Как завораживает и возня коробейника с непослушной собакой.
Одной из первых ты замечаешь истинную причину паники Шваркса. Вот только, в отличии от всех остальных, мёртвый олень тебя не очень пугает. Смотришь в его ледяные глаза, и тебе всё равно не становится страшно.
Они кажутся умными. Требовательными. Всё понимающими.
Ты смотришь на оленя и, понимаешь, что он смотрит в ответ на тебя. Тебе кажется, что он не хочет никому зла. Он ждёт чего-то от вас. И никуда не уйдёт, пока не добьётся желаемого.