Элисон едва ли успела что-то понять – расширенные от ужаса и изумления глаза заплаканной девушки так и продолжали смотреть на Регину, вот только жизнь из них незаметно ушла. Вылетевшие из бластера заряды прожгли в двух местах и грудь несчастной заложницы, и комфортабельное имперское кресло, и внутреннюю обшивку пирамиды диктатора.
Она несколько раз конвульсивно дёрнулась и обмякла – ровно настолько, насколько ей позволили это сделать фиксаторы.
Один из рычагов давления императора на экипаж «Ренессанса» вдруг оказался самым бесцеремонным образом уничтожен – Борман с сожалением цокнул и взялся за собственный револьвер.
Он уже не спешил. Едва уловимое для глаза мерцание персонального силового щита выдавало тот факт, что бластер Регины нанести ему какой-либо вред оказался бы попросту не способен. Барреа, сама того не зная, ударила в единственное уязвимое место в его безупречной стратегии, лишив диктатора достаточно важной для ведения переговоров с бунтовщиками заложницы.
Борман вскинул оружие, наводя ствол на замершую на полу девушку.
Недра чёрного дула огромного револьвера смотрели прямо в глаза Регине, обещая той в ближайшем будущем только боль и страдание. Единственный разрывной патрон этого внушительного орудия был способен разворотить хрупкое тело Барреа, обеспечив той достаточно быструю, хоть и весьма неприятную, смерть.
- Ты совсем не ценишь моё гостеприимство, девочка, - прошипел император, внимательно глядя прямо в глаза своей жертве.
Его палец мучительно медленно давил на спусковой крючок пистолета, заставляя сталь уступать плоти миллиметр за миллиметром.
- Ты умрёшь, зная, что дело всей твоей жизни полностью уничтожено. Все твои друзья, все твои люди – к концу этой ночи будут мертвы. А для наших общих знакомых с линкора у меня есть ещё один подарок. Их капитан, - Борман паскудно ухмыльнулся в бороду.