Казалось, само время замедлилось, позволяя разглядеть могучего противника и его вселяющего ужас скакуна.
Но почему рыцарю знакомы каждая царапина, каждый скол металла этих черных лат? Почему этот ужасный конь показался вдруг роднее и знакомее того, что нес бретонца в битву? Почему не ужасают отсеченные головы на сбруе противника, вместо этого вселяя странное чувство... Гордости?
Бретонец опустил пику, целясь в противника и, издав боевой клич, пришпорил коня.
Наконечник пики врезался в заговоренный щит противника, не причинив ему вреда. Копье разбилось в щепу, вырвав из рук чёрного латника щит, и бретонец еле успел выхватить меч, чтобы отвести мощный ответный удар.
Всадники разъехались, развернулись и устремились навстречу друг-другу вновь. Клинок меча вновь отвел от бретонца страшное оружие чёрного рыцаря. Рука, сжимающая оружие, уже гудела от перенапряжения борьбы со столь сильным противником.
Выпад. Сталь меча устремляется навстречу сочленению чёрных лат, но противник играючи отмахивается от клинка и, словно бы беззвучно насмехаясь над бретонцем, сталкивает его тычком секиры с седла.
Белый конь встаёт на дыбы, взволнованный падением хозяина.
Бретонец бессильно смотрит, силясь подняться, как чёрный всадник одним могучим ударом разрубает шею его белоснежному скакуну и поток горячей крови орошает землю.
- Залей мир кровью. Сожги все. - Слова звучат словно холодный металл и отражаются от стен, словно завывающая вьюга, пробирая до самых костей.
Чёрный рыцарь спешивается, втыкает окровавленный топор в землю, отчего она промерзает до самых недр, и вынимает меч из ножен.
Бретонец поднимается и принимает бой.