Гранаты уходят в окно и падают так, как того и хотелось бы Ништяку, послушные, чугунные щеночки. Два оглушающих хлопка, и стрельба слегка утихает, место выстрелов занимают крики раненных, слышится громкий, пилящий уши, визг какого-то бедолаги. Немцы, полные ярости и боевого задора, рвутся, в переносном смысле, в атаку, громко крикнув что-то ободряющее. И всё это для того, что бы рвануть в прямом смысле. Нога в тяжёлом ботинке цепляет за тросик, вызывая короткий хлопок, сработал первый заряд. Мина выпрыгивает из земли и, долетев солдату до пояса, с треском лопается, засыпая осколками всё вокруг. Тяжёлые шарики, шрапнель, пробивает кожу, мясо, кости, простреливает насквозь почки и селезёнки. Одному неудачнику несколько шариков попадают в мощну, превратив яйца в то, что хорошие школьники кушают на завтрак с тёртым сыром и беконом. Вторая мина взрывается с тем же успехом, правда немного в стороне и сваливает всего двоих. Третья мина не реагирует, видать запал просрал или ещё что. Стрельба утихает совсем, слышны только крики о помощи, вопли, стоны, писк, прочий ад и жупел. Слышно как кто-то громко плачет, всхлипывая и кашляя.
Немцы внизу, услышав два взрыва, притихают, выглядывают редко, а стреляют ещё реже да всё в слепую. Они не знаю, что случилось с их товарищами, и не знают что делать, ведь их тут осталось всего двое. В конце-концов, они отступают, дав несколько коротких очередей в сторону Тимбелла и спрятавшись за парапетом. Вдалеке, где-то из города, ближе к сердцу Эйндховена, вырывается целый столб огня, будто сам Сатана плюёт со злости. Земля трясется, как стриптизёрша на коленях у богатого клиента, стекло, где оно ещё целое, трясётся и дребезжит.