Ночные часы тянулись удручающе медленно для тех, кто этой ночью не спал.
Не сомкнул ни на минуту глаз великий архимагистр, едва не просверливший взглядом дыру в потолке королевских покоев. Ройс размышлял, пытался трезво оценить свои шансы. Предвидеть последствие тех решений, которые ему предстояло вскоре принять.
Бодрствовал Архарон, во тьме особенно сильно терзаемый болью и предпочитавший прогулке по лагерю и окрестностям, к которым охрана давно привыкла. Но вовсе не рана этой ночью мешала заснуть чернокнижнику – скорее осознание того, что совсем скоро наступит момент, к которому он готовился долгие годы. Даже холодный воздух осеннего леса оказался не в силах сегодня протрезвить чародея – его трясла несвойственная обычно нервная дрожь, обусловленная смехотворно малым количеством времени, которое отделяло текущий момент от рассвета. Не шёл из головы разговор с практически незнакомой девушкой, большую часть которого уже сейчас Архарон считал огромной ошибкой.
Не спали и стражники, молчаливыми статуями застывшие около входа в шатёр начинающей чародейки. Бдительно несли свой дозор имперские пехотинцы, чьи лица надёжно скрывали забрала их шлемов. Повинуясь приказу своего императора, они охраняли Эви, которая в эту ночь тоже не знала покоя.
Вереница образов, мыслей, воспоминаний…
Всё вместе, сплетаясь, ткало паутину неумолимого времени, в которой, казалось, этой ночью завяз целый мир. Но, как бы долго не тянулась проклятая ночь, вечно ничто не могло продолжаться. Робкие лучи солнца пробились сквозь завесу из серых туч, заставляя сиять до зеркального блеска отполированные лезвия алебард. Имперский лагерь пробуждался – времени в запасе оставалось всё меньше.
Утренние хлопоты, сборы и суета. Огромное войско готовилось к маршу на столицу Теравии. Чёрные пехотинцы были сегодня подавлены и молчаливы – многие знали, на что действительно способна ненавистная магия. Почти все понимали, что обратно можно уже не вернуться. Эви застыла в дверном проёме шатра – не обращая на неё ни малейшего внимания, по-прежнему у входа стояли два стража.
Мимо пробегали солдаты, размахивающие штандартами знаменосцы, проносились чуть ли не галопом всадники. Никто не обращал на девушку никакого внимания – а человек, который интересовал её в данный момент больше всего, так и не появлялся.
Сейчас, при свете дня, всё казалось совершенно другим. Не было больше обманчивого уюта шатра, не было ночи, которая, как казалось вчера, бережно сохранит все секреты. При изобличающем свете раннего утра даже вполне обычные вещи выглядели совершенно иначе.
Резали слух командные окрики офицеров. Лагерь стремительно уменьшался – всё меньше шатров оставалось стоять, всё больше солдат присоединялось к общему строю. Лошадь, любезно предложенная Архароном, по-прежнему оставалась на своём месте. Полностью готовое к немедленному отъезду животное мирно щипало траву, нисколько не озабоченное людскими проблемами.
Время шло – в запасе драгоценных минут оставалось непростительно мало. Чёрные доспехи, чёрные орлы – они были повсюду. Но нигде не видела Эви ни чёрной мантии, ни её загадочного обладателя. С каждой ушедшей секундой крепла уверенность, что Архарон не появится. То ли просто не найдёт для неё времени в своём императорском графике, то ли испугается. Не захочет прийти.
Но он появился. Подъехал прямо к девушке на вороном жеребце – в неизменной мантии, усталый и бледный. Чёрные волосы волной ниспадали на плечи, истинные эмоции хорошо прятались где-то в глубине глаз. В этом одеянии, на коне, он казался необычайно могущественным и властным. Совсем не таким, каким был тогда. На лесной поляне и позже, в шатре. Он превосходно отыгрывал на публике роль, которую, впрочем, взвалил на себя добровольно.
На Эви смотрел Архарон настороженно и несколько удивлённо – но всё же смотрел, не прятал глаза. Образ великого императора рассыпался на куски, когда чародей попытался спешиться с лошади. Девушка видела, как сжались в тонкую линию губы, как прошла волна дрожи по всему телу.
На несколько мгновений из могучего чародея и правителя он превратился в изувеченного парня, который ничего кроме жалости не может вызывать в глазах окружающих. Когда Архарон всё же оказался на земле, распрямившись, он улыбался. Совсем не искренне, ненавидя себя и пытаясь хоть как-то сгладить неловкость. По-прежнему властным жестом в конце концов освободил стражников от несения их бессмысленной службы. Те поспешили ретироваться. Лагерь постепенно окутывала необычная тишина.
Маг бросил выразительный взгляд на оседланную и готовую к выезду лошадь. Посмотрел и на Эви, не спеша прибегать к помощи слов.
- Ты все ещё здесь? – осведомился он, как показалось девушке, немного насмешливо. Впрочем, почти наверняка, скрывая за этой маской удивление и истинные эмоции. – Мы выступаем.