Два клинка. В каждой свободной руке следопыта.
Ярость, смешанная с безумием, в глубине единственного здорового глаза.
На лице Валаара – лишь страх. И ненависть, которую мог породить лишь искренний ужас.
В слепой попытке защититься от стремительного броска, чародей выбросил перед собой обе руки. Отточенным до автоматизма усилием воли заставил энергию струиться по растопыренным пальцам. Ветвистая молния багрового цвета вырвалась из раскрытых ладоней, прорезала пространство ночного лагеря и врезалась в атакующего Исенгрима.
Два клинка эльфа даже скрестившись оказались не в силах остановить магический заряд исключительной силы – со звоном лопнула эльфийская сталь, разлетелись на миллионы осколков два изящных кинжала. Но на этом молния не остановилась. Ринулась дальше, вонзаясь в беззащитную грудь следопыта.
Багровая вспышка боли. Вереница воспоминаний.
И вот, мгновением позже, безжизненное тело Лесного Брата оседает на землю. Безвольно падает сперва на колени, а потом и вовсе – лицом прямо в траву. Валаар с удивлением смотрит на свои руки, словно не веря в то, что ему действительно удалось победить.
Страх медленно отступает – на смену приходит традиционное высокомерие.
- Я предупреждал тебя, следопыт, - казалось, он едва удерживался от того, чтобы не плюнуть на поверженного противника. – Говорил, что тебе не под силу тягаться с моим могуществом!
Эльфы молчали. Казалось, никто не пошевелился. Никто не рискнул бросить вызов Верховному Заклинателю. С противной усмешкой на губах Валаар оглядел посрамлённых собратьев. Моментально забыв о том, что несколько секунд назад приготовился уже было встретить смерть.
В гробовой тишине медленно поднялась со своего пня эльфийка. Тряхнула гривой светлых волос.
- Тарина, не надо, - тихо, но требовательно проговорил Азраил, впрочем, даже не пошевелившись. Его бритый череп блестел в неверном свете костра. Впервые он подал голос с момента появления Валаара. И в словах этих сквозила почти что мольба.
Но эльфийка не слушала. Впившись в лицо Валаара своими янтарными глазами, она невозмутимо подняла лук, достала стрелу из колчана и прицелилась.
- Тарина! – вновь окликнул её Азраил, но с тем же успехом.
Верховный Заклинатель нехорошо ухмылялся. Он резко выбросил здоровую руку вперёд, сопровождая этот жест характерным движением кисти. Словно небрежно отмахнулся от девушки.
Лучница тут же отлетела в сторону – словно не живое существо, но тряпичная кукла. Падение её сопровождал отвратительный хруст. Азраил вздрогнул от ярости, но не пошевелился. Лишь ещё крепче сжал зубы, не отрывая глаз от костра.
Чародей расхохотался, обозревая лагерь своих порабощённых собратьев. Вспомнил кое-что, задержавшись взглядом на темноте, что должна была скрывать Галхаэра. Несколько коротких мгновений потребовалось Валаару, чтобы понять, что нет в том углу уже силуэта телохранителя.
И в тот же момент в спину изувеченного заклинателя вонзился клинок. Насквозь пробило беззащитное тело эльфийское лезвие, выскользнул окровавленный кончик его из груди. На лице Валаара отпечаталось недоумение и обида, с каким-то удивлением он посмотрел на торчащий из своего тела инородный предмет. Вздрогнул, когда Галахаэр, что возвышался позади, с отвратительным звуком провернул клинок внутри его тела, нанизывая на лезвие не пострадавшие каким-то чудом ещё внутренности. Наклонился ближе, к самому уху Валаара и почти сочувствующе прошептал:
- Ты мёртв, Валаар. Ложь тебя уже не спасёт. Скажи мне правду, ведь не было никакого Ковчега? Откуда же эти раны, как не от «исключительно могущественных и непроходимых охранных заклятий»?
Характерный отпечаток смерти уже тронул здоровую половину лица чародея. Целая часть губы изогнулась в полубезумной усмешке, а из горла вырвался каркающий смех, в котором сквозило истерическое торжество.
- Дерево, - сквозь хохот донёсся хриплый шёпот до слуха Галахаэра. – После телепортации я понял, что наполовину врос в треклятое дерево…
Отвратительный булькающий смех продолжался ещё пару мгновений, после чего оборвался. Валаар умер. Высвободив клинок, черноволосый эльф пинком опрокинул на землю тело мёртвого дезертира.
- Ты ошибся дважды, Исенгрим, - обращаясь к пустоте проговорил он. – Не нужно было мешать мне. Не стоило вступать с магом в открытую схватку.
Галахаэр покачал головой, с удивлением обнаружив, что в нём ещё осталось немного сожаления по отношению к павшему следопыту. Без особой надежды приблизился телохранитель к Тарине, присел около поверженной девушки. Заклинание сломало шею в четырёх местах сразу – в том, что она мертва, можно было даже не сомневаться.
Галахаэр прикрыл глаза, свыкаясь с новой потерей. Прощаясь с девушкой, в смерти которой был виноват не один только Валаар, но и Исенгри́м аэн Каомхан Маха – убил её в ту самую секунду, когда остановил клинок несостоявшегося посла.
Галахаэр чувствовал одну лишь усталость. Пальцами правой руки он нежно опустил веки девушки, спрятав под ними полные испуга глаза янтарного цвета. Ничего не ответил в ответ на немой вопрос Азраила. Всё было ясно и так. Опустился на пень, тот самый, который недавно совсем ещё занимала эльфийка.
Окинул присутствующих тяжёлым взглядом. Полным боли и невыразимой усталости. Заметил кое-что вблизи пня, среди зелёной травы. Небольшую изящную скрипку. Накануне ночью на ней играла Тарина. И пела. Для них всех. Древние эльфийские песни, пропитанные оптимизмом и верой в светлое будущее. Прекрасные легенды и баллады ушедших веков. У неё был талант. Теперь мертва.
Галахаэр осторожно поднял изготовленный искусным мастером инструмент, нежно коснулся миниатюрным смычком серебряных струн. Странно. Эта девушка протащила за собой скрипку. Сквозь страх и боль, рискуя собственной жизнью ради крохи искусства.
Он никогда не умел хорошо играть. Но величие момента словно наполнило его тело, словно само подсказывало верные движения. И он заиграл. Немую мелодию. Без слов. Сперва тихо – но с каждой секундой набирая всё более сильные обороты.
Эльфы-изгои молчали. Молчали и слушали.
В мелодии, что скользила сейчас среди палаток небольшого лагеря, слышалась скорбь. Горечь утраты. Расставание с родным лесом, гибель друзей и родных. Всё, что пришлось пережить каждому из присутствующих здесь на пути к этому лагерю, ненадёжному до смеха убежищу посреди бескрайней ночи.
Слышалась ненависть. Холодная ярость, которую испытывал каждый эльф по отношению ко всему миру. К оркам, которые почти истребили прекрасный и древний народ. К людям, которые оказались слепы в своём высокомерном величии. К собственной глупости, последствия которой пришлось им всем пожинать.
Слышались отголоски ноток любви. Этой мелодией Галахаэр оплакивал свою королеву. Оплакивал Тарину, о которой больше всех молча скорбел сейчас Азраил, проклиная свою нерешительность. Сам того не зная, оплакивал Ларувьель, что погибла несколько недель назад от ржавого орочьего топора.
И, в то же время, оплакивал весь народ. Всех выживших эльфов, вынужденных спасаться бегством, переживать лишения и невзгоды. Оплакивал живых мертвецов, у которых не было шансов продержаться в меняющемся периодически мире. Мире людей. В котором всем остальным больше не было места.