Он всё-таки проиграл. Проиграл в тот момент, когда действительно поверил в то, что победа возможна. В то, что цель, которую он поставил перед собой, вовсе не была столь недостижимой, какой казалась изначально. Проиграл тогда, когда уже чувствовал вкус успеха и славы, когда почти слышал рёв восторженной публики, приветствовавшей нового чемпиона…
Проклятый старикан выбил его из седла. При воспоминании о произошедшем, Нуар едва не заскрежетал зубами от злости, с трудом сохраняя внешнее спокойствие и непроницаемое выражение на лице. Снова и снова он прокручивал в голове фрагменты того поединка, вспоминая, обдумывая, анализируя и вычленяя тот момент, когда совершил ошибку, ставшую роковой. Раз за разом в своём воображении он одолевал Утера и выходил в финал, что, впрочем, отнюдь не меняло суровой действительности, напротив, лишь подчёркивая шанс, которого он лишился. Лишился лишь из-за собственной оплошности, в которой мог винить только себя и никого больше. Погружённый в собственные мысли и активно занимавшийся самобичеванием Аксидий почти не обращал никакого внимания на присутствующих, совершенно проигнорировав сам момент захоронения Гектора – смерть этого чванливого выродка уже не доставляла прежнего удовлетворения, отступив на второй план под гнётом горечи, порождённой несбывшимися надеждами. Чем больше Нуар думал о том поединке, тем больше ему казалось, что он мог одержать победу, что противнику лишь чудом удалось вовремя подставить копьё. Последствием подобного самовнушения стало увеличение и без того зашкаливающего уровня ярости, переполнявшего Аксидия. В данный момент его раздражало практически всё – медлительность, оправдываемая необходимым уровнем торжественности, с которой производилось погребение, пресные и якобы скорбные физиономии собравшихся, Келлфар, как всегда явившийся туда, куда его никто не звал и всюду сующий свой бесконечно длинный нос. А ещё была Эния – неизменно великолепная, даже в траурных тонах и с глазами, красными от пролитых слёз. Даже в своём теперешнем состоянии Нуар не мог не отметить великолепную актёрскую игру этой девушки – глядя со стороны и не зная в достаточной мере леди Тинтур, любой бы тут же уверовал в её бесконечную печаль по безвременно покинувшему этот свет родственнику. Как и всегда он молча возвышался немного позади Энии, с абсолютно непроницаемым выражением на лице, как и положено профессиональному телохранителю. Глядя на вздрагивающую от тихих и жалобных всхлипываний спину стоявшей прямо перед ним девушки, Аксидий едва не застонал от раздиравших его на части противоречивых чувств, а недавние воспоминания с новой силой захлестнули Нуара…
***
Он был не просто зол, он пребывал в настоящем бешенстве. Не оглядываясь и не говоря ни слова широким шагом покинул арену, под крики зрителей, чествовавших, на этот раз, не лорда Грана, а его соперника. Крики эти, ещё совсем недавно даровавшие небывалое наслаждение слуху Аксидия, теперь обернулись напоминанием о постигшей его неудаче. Изо всех сил стараясь не обращать внимания на происходящее вокруг, Нуар пошёл ещё быстрее, стремясь как можно скорее покинуть ненавистную арену.
С отвращением сбросив с себя проклятые доспехи, он бросил прощальный взгляд на гордого золотого льва, вставшего на задние лапы на нагруднике кирасы, навсегда расставаясь с личностью лорда Грана и всеми привилегиями ей даруемыми. Напоследок изо всех сил пнув чёрный шлем, Нуар, оставив бесполезную теперь груду железа на попечение слуги, которому, как он был уверен, можно доверять, вскочил на лошадь и направился прямиком к поместью Тинтуров, с места срываясь в сумасшедший галоп. Но из-за чёртового турнира улицы были необычайно многолюдны – повсюду сновали слуги и торговцы, многочисленные кареты и повозки двигались в обоих направлениях, что, безусловно, существенно замедляло движение одинокого всадника, отнюдь не способствуя улучшению настроения последнего. Во время очередной задержки, вызванной поломкой телеги одного из крестьян – у бедняги колесо отвалилось прямо на ходу в крайне неудачном месте – повозка остановилась прямо посреди перекрёстка, полностью заблокировав движение по обеим улицам, Нуар был как никогда близок к тому, чтобы сорваться. Что было сил сжав пальцы на рукояти меча, он представлял, как спрыгивает с лошади, одним прыжком оказывается около нерадивого ремесленника и наносит удар, потом ещё и ещё, превращая несчастного в истерзанный труп и выплёскивая свой гнев таким чудовищным образом… Сдержался лишь чудом – крестьянин, завершивший наконец, не без помощи добровольцев, порядком затянувшийся ремонт, насвистывая песенку поехал дальше, даже не догадываясь, как близок был к смерти всего несколько минут назад.
Подобно урагану промчавшись по коридорам особняка, на своё счастье не встретив никого из его обитателей, Нуар остановился у дверей комнаты Энии. Глубоко вдохнул и постучал. Несколько раз. Куда более сильно и требовательно, чем собирался. И почти сразу же толкнул дверь, не дожидаясь ответа.
Эния тщательно подходила к подбору туалета, будь это даже простой поход в сад. Безупречность во всем отнюдь не была привилегией перфекциониста, скорее просто принципом, непоколебимым, как и каждодневная работа над собой. Пополнением сил она занялась сразу по прибытии - неизвестно, что может случится во время похорон, а на вечером ей еще пригодиться запал энергии.
Стоя в одном лишь корсете, будучи абсолютно уверенной, что никто не посмеет ворваться в ее покои, Эния неприятно вздрогнула от стука и лишь успела прижать к себе платье до того, как появился Нуар.
Леди Тинтур слыла особой выдержанной, голос никогда не повышала, но постараться ради этого пришлось - крепко стиснутые зубы весьма ей в этом помогли.
- Нуар? - слегка удивленно проговорила она. Тон был более чем ледяной - пора разобраться с этой пагубной привычкой появляться в ее покоях без приглашения.
- Я думала, турнир еще идет... - было ли в этом намерение затронуть чувства мужчины - по абсолютно непроницаемому лицу Энии понять сие оказалось невозможным.
Аксидий остановился в дверях – его пыл моментально сошёл на нет под действием отрезвляюще-ледяных ноток в голосе девушки, к которой он, ко всему прочему, ворвался ещё и не в самый подходящий момент. Всё же сообразив прикрыть за собой дверь, Нуар посмотрел прямо в её изумрудные глаза, в глубине которых, как показалось ему на мгновение, плясали язвительные огоньки. Он достаточно хорошо знал Энию, чтобы понимать, что она вполне способна догадаться о причине его преждевременного появления, а значит, несмотря на бесстрастное лицо его собеседницы, всё это – не более, чем жестокая насмешка. Впрочем, он и сам хорош – в который раз перешёл все допустимые границы. Несмотря на напряжённость сложившейся обстановки, Нуар всё же не смог удержаться, бессовестно пройдясь взглядом по телу Энии, слегка задерживаясь на оголённых участках – в спешке прижатое платье оказалось не в силах прикрыть всё сразу.
Уже осознав всю ошибочность своего появления здесь таким образом, он, вновь перехватив взгляд Энии заметно упавшим голосом проговорил:
- Не повезло. – и, сделав над собой усилие, всё же добавил:
- Извини.
Энию, казалось, пояснение Нуара никак не тронуло - выражение лица не изменилось, комментировать она не стала, но минуту молчания выждала стойко и профессионально, что никак не добавило брату успокоения и ясности насчет мнения Энии относительно его провала.
- Если собираешься присутствовать на похоронах, тебе следует переодеться, - наконец, проговорила она и принялась одевать платье.
Нуар молчал. Молчал, тщетно пытаясь найти на лице Энии хоть намёк на какие-либо эмоции. Ничего. Зачем он сюда вообще пришёл, становилось решительно непонятно. Пожаловаться и посетовать на судьбу? Нет, определённо. В поисках утешения и сострадания? Он должен был изначально понимать, что этого здесь не получит.
В ответ на краткую и безразличную реплику Энии, Аксидий лишь усмехнулся и ответил, слегка склонив голову:
- Как будет угодно, миледи. – язвительные нотки явственно чувствовались в его голосе.
Он резко развернулся и ушёл, напоследок слегка хлопнув дверью.
***
Спина Энии, изредка вздрагивающая от будто бы с трудом сдерживаемых всхлипываний. Такая близкая, такая манящая, такая волнующая… Аксидий вновь взял себя в руки, усилием воли заставив отвести взгляд в сторону, только для того, впрочем, чтобы тут же встретиться с серыми глазами Келлара, изучавшего его с подозрительной пристальностью.
Эния тем временем, убедившись, что с торжественной частью покончено, начала обходить гостей, вступая с ними как в короткие, ничего не значащие светские беседы, так и в разговоры, несущие в себе важную информационную нагрузку. Нуар остался на месте, отслеживая её перемещения. Но следом не пошёл.
Наблюдал, с какой восхитительной непринуждённостью она играет свою роль, изображая убитую горем, но соблюдающую правила приличия сестру несчастного, и размышлял. Нуар думал об их отношениях, о том, что объединяет их и связывает, о причине столь необычайной холодности и безразличия – неужели, всё дело лишь в том, что он бесцеремонно ворвался в её комнату? Или он не оправдал ожиданий Энии, проиграв турнир?
От невесёлых мыслей Аксидия оторвал новый собеседник Энии – какой-то франт. С ним она держалась куда более раскрепощённо, не слишком усердно изображая грусть и подавленность смертью Гектора. Кипя от пожиравшей его изнутри ревности и едва не заскрежетав зубами от злости, Нуар смотрел, как она, в совершенно несвойственной для себя манере, протягивает лордёнку руку для поцелуя. Но сделать ничего не мог. Аксидий не любил повторять собственные ошибки – врываться в личное пространство Энии, идя на поводу у собственных эмоций снова, определённо не имеет смысла. А потому, проглотив свои претензии, он, всё с тем же невозмутимым выражением лица, последовал за ней.
***
Олоис, без лишнего промедления и ложной скромности, сходу взял в обиход не только капиталы, принадлежащие ранее Гектору, но и его кабинет. Удобно устроившись в кресле за массивным дубовым столом, он изучал какой-то свиток, изредка оставляя на нём какие-то пометки. Мужчине не терпелось пустить новоприобретённое состояние в ход, но он всё же остался верен своему слову, дожидаясь визита Энии.
Впрочем, терпение Олоиса было на исходе – он подождёт ещё десять минут, а потом уйдёт, и пусть сестра винит в этом только свою собственную нерасторопность. Придя к такому решению, он поудобнее откинулся в кресле, вольготно закинув ногу на ногу, и начал неторопливо набивать приобретённую недавно трубку. От этого дела Олоиса оторвал скрип открывающейся двери.