Луис, Диего
Решили двинуться вверх по течению ручья – чтобы не ломать ноги, пробираясь по густому прибрежному лесу. Было еще достаточно светло – сумерки в этих краях были явлением редким, светло было до тех пор, пока солнце окончательно не скрывалось за горизонтом. А после этого сразу наступала ночь, темная, словно королевский бархат.
Узкое русло ручья так же густо заросло деревьями, нависавшими над ним так, что кроны их смыкались сверху, образуя некий тоннель, наполненный неясным рыже-зеленым светом. Берег был болотистым и топким, ноги проваливались в упругую грязь, которая отпускала их с недовольным чавканьем. Мерзостные насекомые тут же налетели на людей, тучами увиваясь вокруг, норовя забраться в глаза и носы. В зеленом сумраке леса шипели и клекотали невидимые твари, слышен был треск сучьев и шевеление веток, словно кто-то незримый преследовал испанцев, чужих в этой жуткой земле.
Дымный столб отсюда был не различим – кроны надежно скрывали небесный свод. И все же, Луис был уверен, что русло обязательно выведет их к селению – любой человек, какого бы цвета не была его кожа, нуждается в пресной воде – а значит, будет селиться у ее источника.
Его правота вскоре подтвердилась. Впереди показался просвет, сквозь гнилостный дух влажного тропического леса, ноздрей коснулся запах гари, едкий и резкий. По мере приближения в нем проступил запах паленого мяса – отвратительный в своей отчетливости. Испанцам хорошо известен был этот одор – костры инквизиции все еще пылали на их родине и каждый добропорядочный христианин, дабы не вызвать недоверия Святого Судейшества, исправно посещал публичные аутодафе, полной грудью вдыхая смрад сгорающих грешников, преданных очистительному огню.
Затаившись среди ветвей на границе открытого пространства, испанцы с удивлением и ужасом оглядели картину, открывшуюся их глазам. Это была деревня, небольшая, но куда более похожая на деревню испанскую, нежели на те убогие скопления тростниковых хижин, которые встречены были конкистадорами на Кубе. Тут были дома из глины и камня с округлыми куполообразными крышами с дверными проемами закрытыми тканными пологами. Ткань, даже тронутая огнем и порванная, поражала изяществом и сложностью узора, многообразием цветом. Дома образовывали кольцо вокру большой откртой площадки, в центре которой стоял столб, удивительно высокий – не меньше пяти человеческих ростов, оканчивающийся квадратной рамой. На раме крепились канаты, на которых за ноги подвешены были четверо мужчин индейцев. В неясном свете трудно было рассмотреть их подробно, но вне всяких сомнений, они были мертвы.
У столба, сваленные в огромную, уродливую кучу, лежали мертвецы. Кто-то устроил из их тел огромный костер, но пламя не сумело пожрать такую массу плоти и обгоревшие и изуродованные пламенем, трупы взирали на внезапных гостей пустыми глазницами.
Всюду видны были следы грабеж и разорения – похоже, деревня подверглась разрушительному и беспощадному набегу. В некоторых повреждениях можно было угадать следы боя, опытный глаз Диего увидел даже оружие местных – странную плоскую дубину, края которой поблескивали чем-то фиолетовым. И все же, тела защитников, похоже попали в общий погребальный костер. Исключение составляло несколько детских тел отчего-то лежащих поодаль, возле небольшого кострища. Издалека трудно было разглядеть, но видно ыбло, что несчастных буквально расчленили, нетронутыми сохранились только головы. Пораженные отвратительностью открывшейся картины, конкистадоры застыли, не в силах пошевелиться.
Алехандро, Риккардо.
Не успев углубиться в лес и на сотню шагов, испанцы услышали тоникй, пронзительный вскрик, женский или даже детский. Ему вторил гулхой рык Гриза, мрачный и не обещающий ничего хорошего. Спустя мгновение послышался треск в спешке ломаемых веток, будто кто-то несся, сломя голову прямо сквозь чащу. Насторожившись, конкистадоры подняли оружие. Из подлеска показалось обнаженное тело. Неизвестный, расцарапаны в кровь и перепачканный грязью, на миг застыл перед испанцами – не более чем хватило, чтобы понять, что перед ними мальчик, не старше десяти лет. Ужас плясал в его глазах, усилившись многократно в ту же секунду, как он увидел выросших перед ним великанов. Мальчишка прыгнул в сторону, подобно дикому коту вскарабкался на пальму, откуда пытался перепрыгнуть на другую, но сорвался и упал в кустарник, даже не вскрикнув, мальчишка вскочил и снова пустился бежать, подволакивая сильно кровоточащую ногу.
Гриз тяжело дыша пронесся мимо испанцев, неумолимо настигая ребенка. Очевидно было, что пес гнал того к побережью, видимо не желая утруждать себя продиранием сквозь подлесок.
- Стой, чико! Санта Мария, да стой же ты! – заорал Риккардо, бросаясь вслед за псом. – А, пута ди мадре!
Мальчишка выскочил на пляж, где на мгновение ему удалось ускорить свой бег. Но Гриз на открытой местности двигался куда быстрее и настиг несчастного в доли мгновения. Прыгнув, он ударил ребенка всей тяжестью своего тела, повалив на землю и прижав лапами. Мальчик тихо плакал, чувствуя как капает на спину горячая слюна зверя.
- Vete, Gris, Vete! – продолжал кричать Риккардо подбегая к ним, но пес явно не собирался ни отходить, ни нападать на ребенка. Повернув лобастую голову к подбегающим испанцам, он с холодным безразличием наблюдал, как они, запыхавшись, подбегают к нему. Риккардо остановился, уперев руку в бедра и согнувшись почти пополам. Хриплое дыхание его медленно переросло в сиплый хохот.
-Прирожденный охотник, клянусь Святым Северином… Клянусь апостолом Петром и ключами от рая, этот пес – настоящий ловец!.. Bueno, Gris, bueno…
Алехандро же не было та смешно. Словно громом пораженный, начисто забыв об огромной псине, стоявшей над лежащим ребенком, он подошел ближе, склонившись над лежащим и рассматривая его со всей пристальносью.
- Иисус Сладчайший! – прекратив смеяться, Риккардо и сам присмотрелся к ребенку. Улыбка сошла с его лица. – Не может этого быть!
Этого не могло быть, но так было. Ребенко, лежащий перед ними, хоть и загорел от здешнего солнца и одет был в индейскую набедренную повязку, все же, вне всякого сомнения был белым.