 |
|
— Ещё кое-что. — Задержал Густав класс после обращения Хлои. — Буквально на минутку. Как вы знаете, соревнования не за горами, а участвовать мы в них обязаны всем классом. Все до единого. Если кто-то отвалится, то он просто подведёт остальных и оставит их в меньшинстве, так что прошу отнестись к этому очень серьёзно. Кое-какие наброски у нас уже есть, но они никогда не заменят настоящие тренировки. А чтобы получить максимальное число информации за раз и подстроить эту часть студенческой жизни под удобный для всех график, необходимо, чтобы все определились с традициями. Преподаватели, разумеется, говорят, что ограничений по времени нет и вам некуда торопиться, но вы сами понимаете, как оно бывает… в идеале я планирую устроить первую тренировку уже на следующей неделе. Там же определимся с проблемами и путями их решения. Аурель, надеюсь у тебя уже будет что сказать по поводу поручения, за которое ты взялся. Может быть половина из вас уже определится с направлением к тому моменту. Если что, сразу сообщайте об этом мне или Дио. На этом всё, всем удачи! Сам Густав со своей Традицией определился точно. Разговор с Сердцем был… странным. Он мог показаться пустым, но фактически помог принять одно из ключевых решений. *** — У меня уже есть некоторый опыт в таких делах, господин Арманд, — заверил Густав. — Не сомневайтесь. Пара проблемных везде найдётся, но глупых у нас точно нет. Густав застыл на секунду. Вспомнил, что ему прошептало Сердце прямо перед этим разговором. Он на секунду выпал из ситуации и почувствовал, как под одеждой проявилась гусиная кожа. Курсант поспешил прогнать странные мысли. — Эм… в общем мы с моей помощницей уже сделали некоторые наброски, но настоящая работа запустится только после очных встреч. Понадобится некоторое время, чтобы все разбрелись по Традициям… Ваша помощь также будет на первых порах неоценима. *** Вечером пятницы Густав обдумывал планы на выходные. Сидел в кресле и разглядывал надетый на серебряную цепочку значок, что никак не давал ему покоя. В этот момент к нему подошёл Джеб. — Босс… Тут принесли почту. Две новости. Одна — сносная, вторая — очень плохая. — Давай начнём с того, что получше… Половинчик протянул одно из писем. За авторством некоего Флавия Круса. Ему следовало отдать должное. Для человека, который до поступления в училище мог спать в свинарнике, а перья использовал только для того, чтобы ковыряться в носу, сейчас он мог писать очень развёрнутые предложения без орфографических ошибок. Сотник всегда говорил, что хулиганы и беспризорники способны очень быстро обучаться, если дать им почувствовать в этом необходимость. Письмо Флавия было преисполнено иронией и издёвками, понятными лишь воспитанникам хайгардского училища, а между строк читалось искреннее любопытство к текущему положению дел Густава. Флавий много сетовал на то, что после Густава словно бы что-то случилось и за ним вслед начали расходиться с направления многие другие. « Аулуса вообще взяли в командование легиона. Якобы главным по лошадям там будет. Мне кажется брешут и его завербовали для чего-то серьёзного. С Хостусом вообще не поверишь: просто исчез однажды. Старшие ничего про это не говорят. Все шепчутся про арканитов и что он от ихней муштры скоро вздёрнется. Из наших вообще мало кто остался... <…> …а со мной всё просто. Ничего необычного не предлагают и я за это благодарен. Я хочу нормальных вещей. Стать пехотным офицером, как хотел, дожить до того, как Хайгард снова перейдёт реку в Великий Лес, а там уж… трахать пленных эльфиек, резать эльфов и прочее отребье — вот это жизнь! Нордов тоже можно чуть-чуть порезать, но это даже неспортивно…» Хотя письмо в основном касалось дел текущих, оно пробудило целый ворох воспоминаний. Не самых приятных в том числе. Хотя не то чтобы в военной стезе особо есть место для приятного. Это было так давно. Кажется, Густаву тогда было в районе лет четырнадцати... В кладовой было много пыли. Она окутывала весь пол словно шерстяное одеяло. Забивалась в ноздри и попадала в лёгкие. Он начинал судорожно кашлять, хотя и без того задыхался от усталости. А лишние движения головой были опасны. Слышно, как напрягаются шейные позвонки, готовые не просто треснуть, а разлететься в труху. В такие моменты стоило быть осторожным. Из «двойного нельсона» часто выходят инвалидами.
— Что… сука… бензин кончился? — У Флавия также сбилось дыхание, но сил у него ещё было на два точно таких же поединка. Победных, разумеется. Он надавил на шею Густава ещё сильнее. — Бенз кончился, да?.. И что теперь?! Я же что угодно могу сделать. Сверну тебе шею, а никто никогда и не узнает… кто именно. Оприходовать тебя? Вот уж точно голубая кровь… Повезло вам, достопочтенный, что вы не в моём вкусе!
Флавий ослабил хватку, обхватил огромной ладонью, похожей на медвежью лапу, затылок оппонента и впечатал его лицом в пол.
Поднялся, оттряхнул мундир. Уже стоя в дверях, кинул напоследок:
— Хорошо подумай, прежде чем разевать на меня пасть в следующий раз, блондинчик. Очень хорошо подумай.
***
Спустя две недели Густав сидел в увольнении на скамье одного из набережных парков. Смотрел на океан, медленно поглощая мерзкую сигарету с кучей смолы.
— А вот и ты.
Фигура Хостуса в чёрной академической форме возникла как из ниоткуда. На выходные мало кто разбредался далеко от училища, так что было непонятно, была ли эта встреча случайной. Зная Хостуса, это казалось маловероятным.
— Гус, всё хочу поинтересоваться. Что это за говно?
— О чём ты? — Изобразил непонимание Густав.
— Ну, вчера. И вообще. Ты же вроде не куришь, нет?.. А, впрочем… Не ты ли первый себя бил в грудь, что Флавия и его жополизов надо прижимать? Я так понимаю планы резко поменялись. Незачем к ним придираться, можно и подвинуться. И вообще неважно, кто будет главным. Да и должности никакие нам не нужны, пропустим вперёд настоящие таланты…
— Слушай, просто я подумал тут. Ну я явно не справлюсь. Знаешь, иногда даже такие мысли приходят, что училище — это вообще не моё.
— Ах вон оно что. — Хостус поднял брови. — Ссыкуешь его что ли?
— Нет. — Курсант выдохнул горький дым, задумался и понурил голову. — Просто стоят ли все риски того? Подставлять собственную голову, ещё и брать ответственность за остальных. А кто сказал, что я действительно лучше, чем Флавий?
Хостус сверлил его взглядом молча, лицо его постепенно стало серым и угрюмым, глаза чуть закатились от смеси плохо читаемых эмоций. Наконец он развернулся и вскинул руки, чуть разведя их в стороны.
—Ладно! — театрально протянул он. — Поговорим с кем надо. Отправят тебя домой к маме. Ты не переживай, мамы — они всё прощают. Расскажешь ей душещипательную историю про злого деревенщину, задавившего твою военную карьеру. Она всё поймёт. Да и для самого себя ты явно уже сотню оправданий придумал…
— Я не говорил, что собираюсь уходить! И невозможно это.
— Потому я и говорю, что обсужу всё с нужными людьми. Придумаем тебе какой-нибудь диагноз. Падучую вот изобразить не особо сложно.
— К чему ты сейчас так всё утрируешь?
— Всего-то объективно гляжу на ситуацию, — Хостус вернул взгляд к сокурснику. — Ты надёжный товарищ, Гус. Сообразительный, хоть и на год меня младше. Помог мне достаточно. Видимо мне и пришла пора возвращать долги. Просто представь, как ты годами напролёт ходишь под Флавием. Мне будет невыносимо больно на такое смотреть. Конечно наша профессия такая… частенько приходится подчиняться более тупым людям. Но бля, Флавий?!
Хостус смачно сплюнул в сторону и начал уходить в сторону города.
— Ты только одно пойми, Гус. Человек может уехать куда угодно. А вот то, что уже случилось… оно из человека никогда не уедет. Многие и в безвыходной ситуации стараются сделать всё, чтобы потом на жалеть. А здесь-то…
Закончив, он только печально выдохнул, да махнул рукой.
***
Оставалось всего три недели до показательных выступлений. Что-то вроде экзамена для всей центурии. Предстояло поделиться на четыре группы, каждая со своим условным командиром. Лидерская позиция некоторых не оспаривалась и устанавливалась естественным путём. В училище можно было встретить самых разных людей. И дворян, которых готовили к службе с пелёнок и сынов прославленных простолюдинов, что буквально выросли внутри легионерских формирований. Было даже несколько образцов с крайне мутной и непонятной историей и совсем уже не детским взглядом, даже на самых первых годах обучения.
Как минимум с двумя «командирами» определились однозначно, а вокруг оставшихся двух назначений начался форменный бардак. Флавий, кажется, планировал разом взять под опеку оставшиеся пятьдесят человек и невозбранно раздавал им приказы, периодически грубо и громко ругаясь и перекидываясь табуретками с Хостусом и парой других активистов. Густав не вмешивался и словно бы стал равнодушен ко всему происходящему. Несмотря на собственное предупреждение, главному нарушителю спокойствия его инертность сильно мозолила глаза. Устав это терпеть, Флавий однажды перегородил ему дорогу. Подёргал за ремень пальцами, громко присвистнул.
— Достопочтенный… — укоризненно обратился он к Густаву, — это не дело. Корсеты затягиваются гораздо туже.
— Тебе почём знать, Флавий? — Курсант грубо отпихнул его руку. — Орки не носят корсетов, а я сильно сомневаюсь, что в своей жизни ты раздевал кого-то ещё.
Флавий побагровел, завязалась оживлённая полемика, прерванная внезапным ударом основания ладони по носу здоровяка. Тот удивлённо хрюкнул, яростно втянул брызнувшую в носовые пазухи кровь и прижал Густава к стене, осыпая его голову градом ударов.
Ощущения у Шарборро были такие, словно его сбила телега, а пропущенный в голову разложил цвета на тысячу дополнительных оттенков. Но сам он смог нырнуть Флавию под рёбра и, кажется, нащупал печень. Они повалились в партер, Густав, действуя практически инстинктивно, схватил Флавия за руку и закрыл его в «треугольник». Тот, впрочем, и не думал останавливаться.
— Хватит! Я же сломаю тебе руку!
— СРАЛ Я НА ЭТУ РУКУ! ЕБАШЬ!
В смятении Густав выгнул захваченную конечность под неправильным углом, но в последний момент остановился. Разжал захват, словно возвращая долг. Голова закружилась, в глазах поплыло…
***
Днём позже. Тренировочное поле. Красный, как помидор, центурион. Вены от злобы вздулись и шевелятся, как живые. Сжимает в руках истёртый батог. Напротив него два опирающихся друг на друга тела, покрытые синяками и трясущиеся, как болеющие Паркинсоном старики.
— РАЗ! ДВА! РАЗ! ДВА! РАЗ! ДВА! РАЗ! ДВА! РАЗ! ДВА! РАЗ! ДВА! РАЗ! РАЗ! РАЗ!.. РАЗ!.. ДВА! РАЗ! ДВА! РАЗ!.. Ра-а-аз!.. ДВА! РАЗ! ДВА! РАЗ! ДВА! РАЗ! ДВА!
Каждый глоток воздуха как божественная амброзия. Всё тело вопит от боли, мышцы горят огнём и с каждым движением кажется, что они вот-вот оторвутся, а суставы вылетят из орбит. Одежда пропиталась потом и прилипла настолько, что снять её выйдет только вместе с кожей.
— Какой же ты мудила… — чуть не плача, прошептал Флавий. — Баронет, твою мать…
Мгновение и ему на спину, рассекая воздух, приземляется батог. Аж эхо слышно.
— НАЧИНАЕМ С САМОГО НАЧАЛА, УБЛЮДКИ! ВЫ ДУМАЕТЕ ОТ ВАС КТО-ТО ОТСТАНЕТ? КРУС, ВЫПРЯМЛЯТЬСЯ ДО КОНЦА! ШАРБОРРО, ПЯТКИ НЕ ОТРЫВАТЬ, А НЕ КАК БАБА ССАТЬ САДИТСЯ! ЕЩЁ ХОТЬ ОДИН ЁБАНЫЙ ЗВУК И БУДЕТЕ СОСАТЬ ДРУГ ДРУГУ ПО ОЧЕРЕДИ, ПОКА НЕ ПРОСЛЫВЁТЕ САМОЙ СЛАДКОЙ ПАРОЧКОЙ ВО ВСЁМ ХАЙГАРДЕ! РААААААААААААААЗ! ДВАААААААААААА! РАЗ!!! ДВА-А-А! РА-А-А-АЗ! ДВА-А-А-А-А! « А тебя правда определили в Талон? Ну и позорище. Только начал думать, что ты, может, нормальный мужик, но всё сразу же встало на свои места. Будешь там теперь как бабка варить в котле жабьи яйца, плесень и кожу тритона, а потом продавать всяким идиотам как лекарство от всех болезней. В народе таких как ты не любят.
Слышал ещё, что там смешанное обучение, мол тёлки вместе с мужиками. Можно только гадать, какой безмускульной плаксивой тряпкой ты станешь всего через год. Боюсь представить, за что тебя так наказали, но, видимо, заслужил.
Искренне соболезную вашей матери,
Флавий Крус
P. S Будешь в Хайгарде — отправь весточку. Хоть ремминского вместе бахнем.» Густав отложил письмо в сторону, откинулся на кресле и глупо улыбнулся. — Ну и ну. То есть второе письмо должно меня удивить ещё сильнее? — О-о-о, поверьте, босс. Оно очень короткое, но… не в бровь, а в глаз, как говорится. Курсант поперхнулся, едва увидев оформление конверта. Долгих лет, мой любимый кузен!
Я долго размышлял над всеми нашими беседами и наконец созрел: ты всегда был прав! Мне надо что-то делать со своей жизнью! Разумеется, я не буду излагать все подробности в письме. Это сюрприз! Но поверь мне, в какой-то момент произойдёт нечто великое! И ты обязательно будешь этому свидетелем! 
|