До Шарпсберга, как ещё называли битву при Энтитем-Крик, потому что северяне пытались взять этот самый Шарпсберг... Господи, да черт бы с ним! Подумаешь, Шарпсберг, городишко -то... Две тысячи человек, как корова языком слизнула, и на каждого ещё пять человек израненных. Провалился бы он пропадом, этот Шарпсберг, ради чего он вообще был нужен!
Так вот, до Шарпсберга Шим ещё придумывал отговорки. Так бывало, когда приходилось тяжко, и он словно по полочкам раскладывал снова и снова "зачем он здесь".
Потому что стыдно уходить.
Потому что вроде как не по-товарищески бросать друзей.
Потому что капралом сделали, а значит, рано или поздно и сержантом сделают, и вроде жалко.
Потому что ирландцы, эрин го бра, покажем всему миру, чего мы стоим, парни.
Потому что полезные знакомства.
И ещё были всякие доводы. Но после Шарпсберга все они померкли, поблекли, выцвели, и стали смотреться смешно. Капрал... Ирландцы... какая разница будет, когда пуля вышибет тебе мозги? А на том свете Бог вряд ли засчитает, что убили тебя за правое дело. Потому что правое оно или нет? Об этом много говорили, только Шимус так и не смог в этом разобраться.
Аккурат после Шарпсберга президент росчерком пера освободил негров – только почему-то освободил лишь во вражеских штатах, а в тех, которые были наши – не-а! Что-то тут было нечисто. Выходило, есть хорошие плантаторы – им нельзя, а есть наши плантаторы – им можно. Тут понять бы, отмена рабства это вообще хорошо или нет для него, для Шимуса? Да хрен его знает... Так мозгуй, эдак... И уж точно ни один нигер на свете, ни все вместе не стоили, чтобы получить за него пульку! Не-а, нет. сэр! Это Шим знал твердо. Если так его спросить, мол, ты за то чтобы освободить рабов или чтобы оставить, как есть – ну, наверное, по-человечески стоило освободить, но это уж пусть люди умные думают. Но ложиться из-за этого в гроб? И это если ещё будет, что в гроб класть, а то бабахнет граната из двадцатифунтовки – и останется только в яму сгрести, что осталось. Да и без всяких гранат... мало их что ли под кустами да по оврагам лежит, не найденных, не отпетых, не оплаканных толком.
Тогда что?
Собирай манатки да уматывай по-тихому. Всегда есть варианты, если ты умный человек – "стер ноги", "отстал на марше". Заранее где-нибудь гражданское раздобудь, мушкет в речке утопи и чеши домой или ещё куда. Молодой, здоровый: если голова на плечах есть – не пропадешь.
А нет!
А почему же?
Потому что втянулся. Не верил Шимус, что есть какая-то добрая цель у этой войны, но и не верил, что дело только в том, чьи денежки будут. Была какая-то цель, не хорошая, не плохая, а просто – наша. Мы по-своему хотели, а они по-своему, и "наше по-своему" чем-то было лучше ихнего. А чем? Ну, это уж пусть большие люди думают.
Но зато эта цель была ВАЖНОЙ. Не бывает дыма без огня. Не бывает, чтобы круги по воде расходились, а рыбы не было. А круги расходились – будь здоров! Семьдесят пять тысяч человек в одном месте – это же целый город... нет, даже больше! Ведь это только мужчины, молодые, сильные, не доходяги какие-то, пусть и такие попадались, но в основном! И весь этот городище ни хрена полезного не делает, наоборот – жрет, одевается, обувается... А оружие! Одна винтовка – двадцать баксов, а их ведь новые надо делать, чтобы потерянные заменить. А порох? А патроны? А сукно на мундиры? Господи, да на гражданке не у каждого медные пуговицы были и пряжка на ремне.
Сколько пушки стоят – это вообще подумать страшно. А людей для них обучить, подготовить? Это тебе не наше "капсюль надень – приложись – огонь!" Там углы считать надо, мерить чегой-то, прикидывать. А ещё флот – сколько стоит броня на один броненосец, а? Там вообще страшные цифры! Каждый корабль – это как крепость, которая ещё и движется. Ух, тьма денег!
Но это ж только малая часть! Это всё ещё доставить надо – пароходами, повозками, паровозами. Лошади, быки, уголь, сено... И везде люди! И везде эти люди ни хрена полезного не делают, а только едят да ботинки снашивают. Ой ёёёё...
И всё это – просто так? Чтобы денежки владельца поменяли? Неееет, не может быть, в это Шим не верил, вот даже не просите. И добро бы только беднота безмозглая, вроде него, воевать шла (хотя по сравнению с деревенскими парнями он себя иногда школяром ощущал). Так ведь и умные люди шли! Учителя всякие, профессора, офицеры уж они-то понимать должны, если подвох! Уж им-то за пару громких слов никак в землю ложиться не пристало.
Значит, есть цель. Может, не такая уж прекрасная, может, её так словами-то и не выразишь. Но когда есть цель, ты чувствуешь, что вложишься – и Дело сделается, а погибнешь – есть кому подхватить.
Это ощущение было страшной силой.
За нигера чего в землю ложиться? Дудки! Нашли дурака.
А за Дело – можно. А можно и убить, если по-другому никак. "Или если по-другому можно, но слишком хлопотно," – признавался сам себе Шимус и хмуро смотрел на марширующую колонну.
После Шарпсберга главнокомандующего поменяли – был "Маленький Наполеон", а стал генерал Бёрнсайд. Фамилия у него была что надо – тут и воинственное, порохом пахнущее "бёрн", и твердое, надежное "сайд", как подставленное плечо. Но все же парни к Бернсайду относились настороженно. Про Макклелана все тоже поначалу говорили, что "он – головаааа"! А вышло вон как – голова-то голова, но мало того что под молотки нас кинул, так ещё и ничего толком не добился. Ну, то есть, добился вроде бы... но ждали-то, что он эту "Старую Бабулю" под ковер закатает и расколошматит в пух и прах – сил-то вдвое больше нагнали, чем у врага. А вышло что-то непонятное – вроде враг отступил, поле за нами, но что-то никто не радуется, друзей считают и спрашивают – ради чего это было-то?
Говорили, что Макклелан сцепился с Бернсайдом, нажаловался на него, мол, из-за него проиграли, но президент взял, и выпер его самого из армии! Ну, и за дело, судя по всему. Умный – это хорошо, но надо же и решительным быть!
Вообще, смех и грех, главнокомандующий был чуть ли не единственным генералом в армии, которого ругать можно было любому. Вот своего полковника ругать не моги, если он не дурак и не зверь (но тогда его все ругают). В своего полковника верь! Можешь, если совсем тяжко, заместителя его поругать, майора. Бригадного начальника – тем более не смей, и другим не давай. У него голова за всех болит. Дивизионного генерала тоже не стоит, ну, можно, правда, у соседей дивизионное начальство поругать, но тоже не увлекайся – сегодня оно их, а завтра – твоё. И дело даже не в том, что накажут, а просто... сначала, как говорится, свои пуговицы начисти и ружье смажь, а потом уже у начальства пятнышки на шляпе разглядывай. Как говорится, ругать каждый может, тебя туда поставить – такая херня бы вышла, ух!
Но вот главнокомандующего – можно. Потому что уж больно высоко забрался, и потому что точно есть пять-шесть человек не хуже него, кто там быть мог бы, и потому что, главное, ну что ему твоё ворчание? Он с богами договаривается. Полковник вообще с тобой плечом к плечу идет, бригадный – тоже в ста шагах от тебя, дивизионник – ну, и его ядром приголубить может или там пулей снайперской какой. А главнокомандующий росчерком пера отправит тебя на смерть, даже и в глаза не видев избушку лесника, за которую ты поляжешь! Или там Утопленную дорогу эту. Канава канавой...
Короче, все ждали, как там выступит Бёрнсайд, заранее готовя едкие комментарии и шуточки, но с затаённой надеждой, что Бёрнсайд уже победит, как следует. Ну, что он проиграет – в это мало кто верил! Сил-то у нас ого-го было! Уже не семьдесят пять, уже за сотню тысяч перевалило!
А вышла... вышла такая херня, что вспоминать противно!!!
Бёрнсайд показал, только в основном своим войскам – послал всех в бой прямо на редуты, в лоб. Ну, это ладно, и не такое бывало, иногда надо и грудью на редуты, только... Но не раз за разом же! Дивизия за дивизией, бригада за бригадой, вперёд да вперёд.
"Генерал, сэр, какие будут приказания? – Идите и выиграйте сражение! – А... как, сэр? – Я что всё за вас делать должен? Марш в наступление!" – такой, должно быть, состоялся у него разговор...
Саму битву что описывать? Что там такого интересного? Идешь, разглядываешь кровавые узоры на мерзлой земле, да радуешься, что не тебя срезало, да удивляешься, да думаешь: "Ой, мама, вот сейчас как вдарит!" Все молитвы вспомнишь, какие знал и какие не знал!
Там ирландцы, тут ирландцы – только что-то не жалели они братьев своих. Долбили почем зря, целились как следует, что ни залп то уноси готовеньких. Хоть бы разок поверх голов-то дали, мы бы уж как-нибудь поняли намек... Неее, куда там... Прямо в душу! Хорошо, что не дошли до них, а то так бы там все и остались. Что-то Шимусу подсказывало, что после такого "приема" в плен сдаться можно не успеть.
Когда всё-таки зацепило, Шимус подумал, что всё, приехали, но уже даже сил не было бояться – только и мыслей было, что "эх, как бездарно-то угробили меня!"
Нееее, братцы, вы как хотите, я тут полежу. За телом какого-нибудь бедолаги спрячусь, а вы пока сами. А то наш гений опять пошлет в атаку – и привет. Нееее... к черту таких стратегов!
– Ложись, дурень! Сейчас опять саданут залпом!