Гордился ли Шимус тем, что он ирландец? Ха! Спросили б вы его, он бы ответил, что ещё бы! Конечно! Чего вы спрашиваете?! А как же иначе!
А на самом деле – нет. Шимус старался не вспоминать Коннемару, честно говоря, даже старался забыть её. Вроде бы это такая священная земля предков... вот надо помнить её, чтобы носить в сердце ненависть к англичанам... а нет, не выходило. Наверное, дело было в том, что уехал он оттуда пятилетним ребенком и помнил очень мало, но что помнил, все было не очень-то приятное.
Вот англичан этих он не особенно и запомнил. Были они там где-то, творили свои злодейские дела, чтобы всех ирландцев пустить по миру и заселить вместо них овец. А запомнил Шимус темное, мокрое небо, темный, страшный дом, и дождь, который падал в самую душу. Запомнил, как вместо обеда с молитвой мама однажды сказала: "Пойдите вон курятник почистите." Запомнил, как буквально за одну зиму обветшал сарай, а потом и дом. Оказывается, если не чинить, дом быстро ветшает. А чинить отец не мог – думал, как быть, крутился, крутился... а накрутить ничего не мог.
Чем же, Господи Боже мой, тут гордиться?
Он старался не вспоминать и сам корабль. Там было так плохо, что невольно закрадывалась мысль – а вдруг в Америке будет ещё хуже?
В Америке было не похоже ни на Ирландию, ни на корабль. Здесь был Город.
И в этом городе оказалось, что нельзя не быть ирландцем. Пропадешь! В деревне ты сам себе голова, живешь себе и живешь. В городе – неее. Тут надо, чтобы кто-то за тобой приглядывал. Тут всё быстро может произойти. Тут вообще всё быстрее было. Шимус не смог бы объяснить, почему так, зачем приглядывал, чтобы что, а на самом-то деле – чтобы ты не умер. В деревне, если голода нет, ты живешь с земли, так всегда какой-никакой запас. Куры несутся. Скотина молоко даёт. Не уродился урожай? Ничего, с прошлого года осталось по закромам. Заболел ты? Ничего, закутаешься в три одеяла у себя в доме, ляжешь к печке поближе – согреешься. А в городе – не так. Выгнали с работы зимой, выставили за дверь из комнатушки – и всё. А крыша... если сломалась крыша – как ты её починишь со своими тремя шиллингами в кармане? В городе ты маленький человек. И единственный способ для маленьких людей не чувствовать себя ничтожными – приглядывать друг за другом.
А кто приглядит за ирландцем кроме брата-ирландца? Да никто. Кому он нужен-то?
Однажды, когда он сказал, что приплыла в Америку на корабле, его спросил один мальчик постарше: "Как негр что ли?" И рассказал, что на тех же самых кораблях, на которых их перевозили, раньше возили негров, оттого они такие вонючие. А в газете в другой раз Шимус, хоть читать и не умел особенно, увидел картинку – голова испанца, голова англичанина и голова негра. И будто бы голова ирландца на голову негра похожа!
А они не похожи! Ну как это рыжие ирландцы похожи на черных негров?
В общем, что такое "ирландец", Шимус особенно и не знал. Знал, что это не негр, не китаец, не англичанин и не немец, вот и всё. Ещё в городе говорили, что ирландец – это значит вор и пьяница, но это что-то не очень сходилось – если бы все ирландцы были воры, то кто бы ботинки делал, а? Да и полицейские тоже были ирландцы, и до десяти лет Шимус думал, что не может же полицейский быть вором, потому что мама говорила, что он их ловит. Однако потом Шон сказал, что самые главные воры они и есть, и тут было над чем призадуматься. Но уж во всяком случае пили не все! И потом вот папа пил тоже, а пьяницей все же не был. Он занимался делом.
И Шимуса тоже приставил к делу. В Городе это было в два счета. В деревне там как? Все идут в поле, ну и ты идешь, но пока маленький не особенно на тебя налегают. Заметят – так и скажут, "иди и вот и Патрику помогай". А не заметят – так не скажут. Так что всего и нужно, что улизнуть вовремя. В городе – не так. Посадят – и будешь подметки приколачивать, ещё и за каждый погнутый гвоздик спросят.
Гвоздики эти, шило, дратву, деревянные колодки и прочую сапожную амуницию Шимус быстро возненавидел лютой ненавистью. Копаешься, копаешься, с этими гвоздиками, все пальцы себе оттарабанишь, дуешь потом на них, а мистер Джонс еще говорит, хватит мол дуть, прибивай давай. А дадут потом за всё это вшивые пенни. Вот потому-то он и стал язык учить. Английский? Да и черт бы с ним, что английский, зато можно на нем и с негром, и с китайцем, и с бакалейщиком объясниться. И даже с полицейским, если поймает. А то поймает, спросит тебя чего-нибудь, а ты и слова сказать не сможешь. Что тогда? Тогда отправят в большой каменный дом с колоннами.
Что там происходило – никто толком не знал, а кто знал или делал вид, тот молчал многозначительно. Все обычные люди, кто там побывал, были такие пришибленные, пошарпанные, смотрели по особому. А вот ребята из Таммани наоборот гордились, мол, не был в Томбс – ненастоящий ты какой-то, чепуховый, а если был – то с тобой можно дело иметь, стреляный воробей.
Этого Шимус тоже боялся до мурашек. Что пойдешь вот к каким-нибудь парням, а потом выйдет как-то так, что загремишь в этот Томбс. Только выйдешь оттуда уже пришибленным. Нет, не хотел он быть пришибленным! Он хотел...
Да, если честно, больше всего на свете Шимус О'Лири хотел ничего не делать и при этом чтоб кормили.
Но так было нельзя.
Наверное.
И всё же он видел иногда, как проезжает ландо, а про него говорят: "Вот, бездельник поехал!" Уж этих-то, кто в ландо ездил, точно кормили. Вот таким бездельником он и хотел быть.
А как стать – не представлял.
Вот с этими мыслями он и подошел к двенадцати годам.
Не хотел в Томбс. Хотел, чтобы леприкон ему подарил горшок монет, и можно было досыта есть и ничего не делать. А вместо этого стучал молотком.
И потому, как ни странно это было, наверное, Шимус, который так боялся тюрьмы, стал водить компанию с Кларками. Они, пожалуй, больше всех походили на бездельников.
И потому ему понравилась библия ("подиж-ты-какой-переплет" она смотрелась). И понравились солдатики. И свисток тоже понравился. А больше всего понравилась рыба! Эк! Взял и вытащил еду из речки! Без всей этой возни с молотком, гвоздями и монетками.
– Спасибо, мистер Кроули! – сказал он. – Что ж я, не понимаю!? Я Закон Божий завсегда это самое.
А про себя подумал: "Да наверняка там в вашей этой Библии только про то, как работать хорошо, а не работать – плохо. Как в церковь не придешь – там вечно про это и нудят. Ну, ладно. Почитаю из интересу только. Вдруг там такое есть, чего не говорят."