Просмотр сообщения в игре «Свобода»

1841 - 1853 гг.
Коннемара, Ирландия. Затем Нью-Йорк, Соединенные Штаты.

Если бы кто-то описывал Коннемару, первое пришедшее на ум слово было бы "горе".

Продуваемый атлантическими ветрами, весь будто съежившийся, холмистый, заболоченный регион. Эта земля - твоя земля. Люди Коннемары, - с их особым акцентом, гордостью без повода, мечтательностью и страстью к потину*, - это твои люди. Бедные, озлобленные, искренние в своей ненависти к любой несправедливости, вранью и англичанам.

Твои предки были потомственными вольными крестьянами в селении Лоуэр Лок, что всего в пяти милях на юг от пологих склонов гор Твелв-Бенз, еще во времена, когда клан Кили правил всей Коннемарой. Потом пришли О’Флаэрти, затем Ирландия стала колонией** чертовых британцев, а твои прадеды все так же обрабатывали не слишком богатую землю, пытаясь выжать из нее все соки. Им было глубоко наплевать, кто там в далеком Лондоне носит корону. "Мы люди простые" - говорили они, ни чуточки не лукавя. Куда больше политики твоих родичей интересовало, за кого выйдет Бэтти О`Брайен или сколько урожая удастся собрать в нынешнем году.

Но к твоему рождению род О`Лири представлял собой не лучшее зрелище. Все время в бедности, работающие, не разгибая спины, на земле, арендованной у сэра Генри Блейка, эсквайра. Твой отец, Джозеф, был мужчиной крупным, горячим и не слишком сдержанным в высказываниях, а потому после женитьбы на прекрасной Мэри О'Рурк ("из тех самых О'Рурков,** просто обедневших", - как любила говаривать сама Мэри) рассорился со всеми родичами со стороны жены.

- Чертовы О`Рурки, - говорил отец, - Задирают нос, будто нас всех вместе не поставили раком проклятые бритты, - ""Джозеф!" восклицала матушка. Она в этой жизни терпеть не могла трех вещей: англичан, протестантов и пошлости. И так уж сложилось, что отец семейства слушался жену. Джозеф, получая замечание, смущался как мальчишка, краснел, кашлял в кулак, бормотал что-то и уходил во двор рубить дрова или выгребать дерьмо из-под единственной вашей коровы.

Еще твой отец пил. В пятницу он ходил в местный паб, у которого и названия-то не было, все звали его "У Майка", так как построил его лет пятьдесят назад какой-то Майк из Дуэйнов, ваших соседей. Джозеф напивался, возвращался домой поздно, пел развеселые песни и матушка долго пыталась его уложить, а затем с самого утра приносила мужу похлебку в постель, ибо папаша сам встать уже не мог. Однако, в отличие от многих иных отцов, твой папенька никогда не позволял себе ни грубого слова, ни какого-либо насилия в отношении жены. "Она святая женщина", говаривал он даже после семейных ссор. Матушка всегда смущалась, заслышав такое и прятала улыбку в ладонь.

Впрочем, для тебя и братьев пьяный отец - это был ураган, непредсказуемый и опасный. Может треснуть по лбу, может наорать, а может - принести вкусную булку или дать шиллинг. Предугадать его поведение было абсолютно невозможно. И отцовскому воспитанию мама не препятствовала. "Отец лучше знает", - строго говорила она, если дети прибегали жаловаться на родителя и показывали новый синяк.

Оба твоих старших брата, Оуэн и Патрик, пошли в отца: крепкие, выносливые, упертые. И рыжие, конечно. Оуэн старше тебя на четыре года, Патрик на два. Оба с ранних лет отличались добрым здоровьем и страстью к авантюрам. "А пойдем потрусим гнездо шершней!" - говорит тебе Оуэн. "А давай переплывем речку!" - предлагает Патрик. После первого случая у тебя неделю не сходили следы от укусов. После второго - матушка отхлестала тебя с братом ремнем так, что сидеть вы не могли несколько дней. Хотя, подумаешь, немного воды нахлебался... Отцу, правда, ничего об этих случаях не говорили. Все в семействе знали - лучше уж получить нагоняй от матери, ибо она, даже орудуя ремнем, помнила о материнской любви. А вот отец однажды так треснул Патрика, что тот отлетел на несколько футов и пробил спиной стену сарая. Стена, правда, была дырявая и хлипкая, но все же.

Семья Джозефа О`Лири считалась зажиточной. У вас был крепкий каменный дом, хлев, сарай, корова и коза. На Рождество тебе и братьям всегда перепадало мясо, а на Пасху - леденец. У вас было по две рубашки и столько же штанов. Тебе, как младшему, доводилось донашивать одежду за братьями, порой подпоясываясь веревкой. Но и выходные брюки у тебя тоже были - темно-коричневые, узкие, слегка коротковатые.

- Брюки как у сраного денди, - сказал как-то Микки Финниган, живший в соседнем доме. За эти слова твои братья здорово его поколотили. Все знали: денди живут в Англии, а значит они англичане, богопротивные, коварные, жестокие... в общем, отвратительные существа, почти как огры! Или как гоблины! Назвать тебя англичанином - значило оскорбить. Оскорбить ужасно! Так, чтобы ответом мог быть только удар в лицо. Хуже - только нелестно отозваться о родителях или Господе Боге. Так что Микки побежал домой с расквашенным носом, а твои братья гордились своей победой еще несколько дней - Финниган был крепкий малый даже в свои детские годы.

Ты знал, что Патрик и Оуэн всегда вступятся за тебя. Но и ты должен быть всегда за них, потому что вы семья. Даже если Патрик щипает тебя под столом за обедом, а Оуэн дает щелбаны, пока родители не видят. Даже если они дразнят тебя beag`ом****. Вы - семья.

*****

А потом исчезла еда.

Это не случилось в один момент, конечно. Ты даже толком не заметил, что произошло. Просто в один день в доме исчезло мясо. Потом картошка. Казалось бы, картошка - нерушимая, как горы, она всегда на вашем столе, ее готовят по-разному: запекают, жарят, варят, смешивают с овощами или мясом, если оно есть. Картошка у вас была всегда. И вдруг - исчезла. То была зима 1845 года.

За следующий год ты поправился едва ли на два фунта. Есть было нечего, многие ваши соседи исчезали.
- Мы едем в Америку, - гордо сказал тебе Билли Дуэйн, вытирая нос грязным рукавом, - Там везде золото и вдоволь мяса.

Но ваша семья держалась. Подумаешь, неурожай. Подумаешь, сэр Генри Блейк, эсквайр, поднимает арендную плату. Подумаешь, деньги заканчиваются. Господь с нами, Он не допустит беды. Помолимся Ему, поблагодарим за еду на столе и за милость к нам, аминь.

Год спустя дела пошли совсем плохо. Ваша корова умерла, коз продали. Еды не было, денег тоже, отец пил и злился, а матушка зачастила в местную церквушку. Все чаще ты слышал магическое слово - "Америка". Там нет голода. Там все - богачи. Там ирландцы равны англичанам! А еще там есть негры. Это такие черные (и глупые) люди - как объяснила матушка. Черные люди, даже представить страшно! А ведь в Америке их много...

Осенью 1846 года ваша семья, потратив почти все деньги, купила билет на "Морскую звезду", корабль, шедший рейсом Уэстпорт - Нью-Йорк

Прощай, старая добрая Ирландия. Прощайте зеленые луга, торфяные болота и голод. Прощайте чертовы британцы, гореть вам в аду. Америка - вот что было впереди. Слово - будто огонь, яркое, сочное и опасное. Чего ждать? На что надеяться? Правда ли, что в Америке нет англичан? И есть черные люди?

Вы плыли третьим классом вместе с сотней таких же обездоленных, голодных, отчаявшихся ирландцев, большинство из которых говорили по-английски едва ли лучше тебя, пятилетки. В первый же день после отплытия трое ваших товарищей по путешествию умерли от истощения. После краткой молитвы (хвала Господу, на борту "Морской звезды" был священник) их тела, обернутые парусиной, сбросили за борт. Ты запомнил капитана: мрачного усатого шотландца с обветренной кожей. Он глядел на мертвецов с выражением брезгливости и ярости на суровом лице. А потом увидал твой внимательный взгляд и внезапно улыбнулся тебе. Немного жутко из-за нескольких отсутствующих зубов, но искренне. Капитан подмигнул, будто говоря: ничего, пацан, жизнь продолжается, ты не гляди, что кто-то помер, тебе еще жить да жить, ты не унывай, смерть - это часть жизни.

Затем пассажиры умирали регулярно.

Вы спали на третьей палубе на тонких матрасах, а кому повезло больше - подвешенных к низкому потолку гамаках. Здесь жутко смердело немытыми телами, крысиным пометом, подгнившими овощами, человеческими испражнениями и смертью. Большинство путешественников предпочитали проводить день на палубе, слоняясь без дела или приставая к матросам с дурацкими вопросами. Твой отец завел знакомство с неким мистером Льюисом Джонсоном, пассажиром второго класса. М-р Джонсон был высокий и сухощавый американец, самый, так сказать, настоящий: по его словам, он вел свой род от тех Джонсонов, что прибыли в Америку еще двести лет назад (этим фактом он очень гордился, даже будто раздувался от самоупоения). Говорил этот мужчина со странным для твоего ирландского уха акцентом и совсем не понимал вашей речи. Зато в Нью-Йорке у него была своя компания - м-р Джонсон делал ботинки, сапоги и даже дамские туфли. Твой отец напросился к нему в работники.

*****

Вы прибыли в Нью-Йорк в самом начале декабря 1846 года.



Здания выше трех этажей! Мощеные улицы! Уличное освещение! Негры! Удивлению твоему не было предела. Впрочем, братья и родители удивлялись так же. В первый же день ты увидел на улице еще и китайцев: желтых, узкоглазых, в странных шляпах. Они чем-то торговали, но родители за руку потащили тебя дальше.

М-р Джонсон дал вам жилье: конуру на цокольном этаже его мастерской в районе Файв-Пойнтс. Скопище узких грязных улочек, дешевых многоквартирных домов, кабаков, куда ни один джентльмен не согласился бы зайти под страхом смерти, и борделей. В самом центре района - огромное здание бывшей пивоварни. Тут творилось такое, о чем приличному ирландскому мальчику знать не стоило. Здесь дрались на кулаках, проводили петушиные бои, играли в карты. Здесь можно было с равной вероятностью получить нож под ребра и выиграть небывалый куш в пару сотен долларов. А еще этим местом заведовали парни из Таммани-холла.

"Таммани-холл - это сборище негодяев", - так говорила твоя мама.
"Таммани-холл заботится обо всех обездоленных. Особенно об ирландцах", - так говорили на улицах.

Парни из Таммани-холла ходили в дорогих (но зачастую грязных) костюмах. Они стояли выше мелких разборок вроде драк протестантских банд из Бауэри против католических группировок. А еще этим молодым парням, кажется, все были что-то должны. Вот мистера Робинса они пристроили на работу в полицию - теперь он закрывал глаза в нужные моменты. Вот у миссис Коллинс, которая держала булочную вверх по Леонард-стрит исчезли проблемы с налоговиками. А взамен она всегда посылала мальчонку-негра принести свежий хлеб нескольким главарям местных банд.

Еще в Файв-Пойнтс было здание, которое обходили стороной. Серое, монументальное, величественное, выполненное в египетском стиле. Будто некий фараон решил построить себе дворец посреди Нью-Йорка. Тюрьма Томбс.



Вы спали вповалку, а в одной комнате с вами еще двое: худой как щепка Шон по прозвищу "Это-не-я" и крепкий парень по имени Стивен Кроули. Первый тащил все, что попадется под руку, а еще умел крайне убедительно врать, если попадался полиции. Второй был шотландец, лет двадцати пяти от роду, крепкий, мрачный, трудолюбивый и пропадающий на уикэнд в местных пабах.

Отец целыми днями трудился теперь в мастерской, мастеря сапоги и ботинки, матушка занималась вашим новым домом, Оуэн помогал отцу, а Патрик пропадал где-то на улицах Нью-Йорка. Говорил, что чистит обувь, но ты знал, что он еще и подворовывал по мелочи у богатых американцев, зарабатывая при этом не меньше отца.

У вас были соседи. Райаны жили через дорогу, их отец был запойным пьяницей, а двое взрослых сыновей торговали овощами и порой подбрасывали вам пару фунтов огурцов или помидоров. Взамен твоя мать штопала им рубашки и брюки.

Кларки, которых было очень много, пользовались дурной славой. Говорили, они играют в карты и не ходят в церковь. Но с их детьми было очень весело играть! А Майк Кларк, полный и лысоватый глава семейства, всегда был приветлив и очень любил тебя и братьев. Еще он носил на поясе большой нож, как и все его старшие сыновья.

*****

Свое двенадцатилетие ты встречал в семейном кругу. У вас не было денег, чтобы позвать гостей, но Уильям Кларк, твой ровесник, прыткий малый, у которого настроение менялось быстрее, чем ты успевал сказать "Господи помилуй", а кулаки и коленки всегда были сбиты в кровь, завсегдашний приятель по играм, пришел без спросу, принеся большую рыбину, выловленную им самолично в Ист-ривер. Мать запекла ее и теперь у вас был какой-никакой праздничный ужин.

Мама подарила тебе большой сладкий леденец на палочке, а отец - двух оловянных солдатиков. Это был очень, очень дорогой подарок! Неизвестно, как папенька достал этих стоящих по стойке "смирно" пехотинцев в старомодных треуголках, но такого не было ни у кого в вашем районе. Даже Оуэн, отпраздновавший уже свое шестнадцатилетие, с завистью посматривал на подарок. Патрик же вовсе не скрывал зависти и первым делом попытался отобрать одного из оловянных воинов, за что тут же получил подзатыльник от отца и обиженно глядел теперь на тебя, забившись в дальний угол вашей комнатушки.

Еще подарок презентовали Шон Это-не-я и Стивен Кроули. Первый подарил металлический свисток на веревочке, а второй - карманное издание Нового Завета в кожаном переплете. Матушка охнула, увидев такое. Свисток ее не заинтересовал вовсе, а вот Новый Завет...

- Мы не можем принять такой подарок, мистер Кроули! - сказала матушка.
- Можете, можете, миссис О'Лири. Мальцу пригодится, вот что я могу наверняка сказать, даже ежели он сейчас не оценит, - ответил Стивен.

Рыба оказалась очень вкусной, а к концу празднества отец (под неодобрительным взглядом матушки) угостил тебя парой глотков терпкого и очень сладкого вина. Сам он к тому времени уговорил целую бутылку, но был трезв как стекло. Даже британцев проклинал не слишком часто. Затем он вместе с Оуэном и Шоном начали петь песни.

Так ты прожил двенадцать лет.