На следующий день, в самую жару, после того как Вито умчал в город на оплату штрафа и прочие бандитские дела, а тень Бабочки беспомощно забилась под стальное брюхо, с рампы медленно в развалочку спустился "Стингер" в форме аэромеха. Он отошел немного от дропшипа и опустил нос почти к самой земле, словно кланяясь злобному Атналосовскому солнцу и всем тем, для кого это привычная погода.
Из открывшегося кокпита спрыгнула на пыльную бетонку девушка в черной рубашке, закатанных до середины голени брюках, при шейном платке и очках. Под мышкой она держала планшет с каким-то листом бумаги, в зубах ручку. Следующие несколько минут она ходила вокруг меха, многозначительно огладывая разные его части, тыкая руками в задвижки, заглядывая в воздухозаборники и сопла (для чего пришлось, конечно, подпрыгнуть). Все исследования сопровождались пометками в планшете, что заставляло предположить, что осмотр был не спонтанным, но плановым, чинным и рачительным мероприятием.
Осмотрев мех снаружи, Бенита – это, конечно, была она – поднялась обратно в кокпит и продолжила ритуал уже внутри – тыкая пальцами в панель управления, сверяя показания приборов и все так же – проставляя галочки в невидимом для посторонних чек-листе. Десять мину спустя, изрядно устав от жары, но очевидно закончив предполетный осмотр, она все же закрыла фонарь кабины и надела нейрошлем.
— Земля. Земля. Я Байкал, стояночный участок три. Как слышите? Прием.
Дождавшись ответа, голосом, выражающим максимальную покорность, Бенита продолжила:
— Земля, прошу разрешения на вылет. Прием.
Что бы не сказали в космопорте, Бенита спорить не планировала и терпеливо ждала заветного номера гейта. Получив же, она медленно и чинно прошла к воротам, дождалась пока выпустят. На полосе не задерживалась – взлетела сразу. Возможно стоило сперва трансформироваться, чтобы совсем соответствовать инструкции и стать "аппаратом аэродинамической конфигурации", но сегодня предстоял длинный день и топливо стоило экономить.
Разгон по полосе на граунд-эффекте в считанных метрах от земли, рывок в небо на разогретом едва не до состояния плазмы воздухе и только теперь – в тот самый миг, когда аэромех теряет устойчивость и опору воздушной подушки на землю – только тогда и не секундой раньше трансформироваться. Крылья почти сразу дают подъемную силу, ноги и руки перестают тормозить стальными парусами и "Стингер" наконец-то рвется в небо.
На трех тысячах Бенита с сожалением убавила газ. Не сегодня, друг, не сегодня на границу атмосферы. В другой раз перешагнем звуковой барьер. Сегодня мы экономим топливо, летим аккуратно, низко и медленно. Больше 700 км/ч не набираем, высоту держим такую, чтобы можно было глазами рассмотреть автомобиль не улице. Или скиммер в песках.