Миниатюрное поле боя было усыпано мёртвыми телами, обагрёнными ещё свежей кровью победителей. Те выжили, устояли, повергли грозного врага и теперь восстанавливали силы и приводили себя в порядок. Выжившего Хилла связали интересным способом, лишив в всякой подвижности. Душегуб упирался, но силы оставили его, так что продолжения борьбы уже на земле не получилось. В такой неудобной позе, с трудом удерживаясь от того, чтобы не завалиться на здоровый бок, он и был подвергнут допросу. Говорил он теперь очень медленно, от того речь его стала куда более разборчивой.
– Вот тупицы, карами тиранскими пугаете, – фальшиво засмеялся Хилл, плюясь кровавой слюной. – Да я с двенадцати лет с петлёй на шее по свету брожу. И о каторге, и о тюремным застенках Тантраса всё, мать вашу, знаю. Только никакой долбанный законник сраного Слепого Бога меня судить не будет. Ха, это их судный час близится. Скоро Тантрас и всякий город, где служат Тиру, захлебнётся от крови его жрецов. Я, может, и не доживу, чтобы насладиться зрелищем, но братец мой за нас обоих отплатит тиранцам их же монетой.
Оравер, закончив вязать пленника, занялся осмотром мёртвых тел, усеявших каменный пол. На ком-то были лохмотья на манер рясы, на ком-то – железные доспехи, но всё это были изделия старые, основательно попорченные временем, да и нынешней битвой. Оружие же по большей части сохранило свои боевые качества, но не казалось чем-то ценным, что пригодилось бы наёмникам. За него можно было выручить пару золотых у старьевщика, но не более. Странные жезлы с жуткими изображениями пасти на открытой ладони сохранились неплохо и, возможно, чего-то да стоили бы у ценителей древности, если бы не их безобразный вид. Другого имущества это немертвое воинство не имело. А вот у Уилла Хилла за пазухой оказался спрятан тугой кошель, набитый разнообразными монетами разного достоинства, отчеканенными в разных странах. Преобладали старые золотые кормирские львы, на которых были изображены незнакомые короли, правившие, очевидно, до нынешнего монарха. Монет с профилем Азуна IV было всего ничего, как и серебряных треугольников из Сембии, неровных золотых дисков из Жентил-Кипа и десятка золотых и серебряных монет неизвестного происхождения. Оружие, которым сражался Хилл, вообще не походило на оружие, это был именно топор дровосека, который в руках здоровяка, вероятно, усиленного неведомым волшебством, приобретал поистине смертоносные свойства. Маленький сапфир, находившийся прежде внутри каменной руки бандита, теперь утратил свой мистический блеск, но всё равно казался занятной вещицей с идеальной чистотой и огранкой.
А вот тело хозяина дома обгорело так сильно, что красивого, хорошо одетого аристократа в нём было совершенно не узнать. Горящее масло раскалилось до огромных температур, превратив человека в подгоревший кусок мяса. Особенно сильно пострадали руки и лицо. Роскошное одеяние для бала или званого вечера было совершенно испорчено огнём, а набор свитков, которыми маг до этого пользовался, стал просто горстью золы.
– Сдалась вам его баба? – удивился Хилл, когда разговор наёмников переключился на спутницу хозяина дома. – Не знаю, где она, да и плевать на неё. Если не полная дура, то давно сбежала. А мы, два кретина, эту тощую стерву отправились спасать. И этот уголёк мне не кореш, если уж на то пошло.