'BB'| Die with your boots on: Bang-Bang! | ходы игроков | N17. =ЗАВЕРШЕНА= Перестрелка в миссии Л'Иглесиа-Нова-де-Санта-Круз, более известной как Ноу-Руф-Черч (Дора ДюФран против Преподобного Уильяма Маккоя)

      Уильям приходил сюда регулярно в последнее время. Церковь-без-крыши, так называли это место, затерянное среди плешивых холмов и куцых рощиц, словно надеявшихся, что пересохшие болотца снова нальются водой.
      Ноги сами несли сюда преподобного. Он словно набирался здесь веры, как пьяница накачивается пойлом из бутылки. Словно попадал в то место, где все понятно, просто и ясно... Там, куда он нес этот свет, изливая его из собственного сердца на изголодавшихся духом людей, как будто вытряхивая серебряные монеты из карманов, там его могли одолеть сомнения. Но здесь — никогда. И не имело никакого значения, что старый колокол с вырванным языком криво усмехался скоролтым боком, что каменный алтарь был засижен птицами, а скамьи рассохлись и скрипели всякий раз, как он опускался на них, чтобы помолиться.
      Это было хорошее место. Единственное место в целом мире, которое было только для него. Была ли то гордыня? Возможно.
      Так или иначе, в тот день войдя в старую церковь, преподобный увидел посреди нефа человека, который меньше всего подходил к здешней обстановке. Женщину. Грешницу. Содержательницу борделя в ближайшем городке. И она была вооружена.
      Дора явилась сюда с определенной целью. Преподобный, помешанный старикан в старом плаще, творил в городке настоящий ужас. В смысле, ужас для бизнеса. Говорил на площади, проповедовал в церкви и даже врывался в ее заведение. Пробуждал ли он в людях раскаяние? В ком-то, быть может, и да. Но скорее всего он просто их распугивал — он был странный, этот священник с револьвером, и неизвестно, что пугало сильнее — огонь в его холодных глазах или сталь на его бедре, готовая выплеснуть его гнев пламенем, дымом и свинцом. Короче говоря, бизнес страдал. Можно было, конечно, нанять какого-нибудь стрелка... Но все стрелки, которых знала Дора, были болтливые и никчемные. А вдруг падре и вправду умел стрелять?
      "Хочешь сделать хорошо — сделай сама", — говорила маман в заведении, где Дора начинала. Возможно, многое в мире изменилось с тех пор, но этот принцип своей неизменностью мог поспорить со Священным писанием. По крайней мере, с тем его затертым, пробитым пулей экземпляром, который таскал с собой преподобный Маккой. Возможно, сегодня в них обоих прибавится дырок.
      Дора проверила и зарядила револьвер, и вот она здесь, и преподобный стоит перед ней, и из старой, разоренной церкви выйдет кто-то один из них.

- Добрый день, святой отец! - Дора радушно улыбалась, словно это не она пришла в обитель священника, а он пожаловал к ней в гости, в заведение. - Как хорошо, что мы всегда знаем, где Вас найти! - голос ее звучал сладко и примирительно, но если бы Маккой стоял поближе и ему не мешал яркий солнечный луч, падающий наискосок из приличной дыры в кровле как раз в районе колокола, он бы увидел с какой злобой и презрением она на него смотрит.
- Вы же не против, что я к Вам зашла, - громко продолжала Дора, не дожидаясь ответов, - Нам есть, что обсудить. Не думаю, что Вас интересуют проблемы моего бизнеса, да и мне - видит бог - плевать на Ваши. Но в городе стало тесно, Маккой, да. От Вашей святости проходу уже нету! И по-моему... - маман сделала пару уверенных шагов вперед и вправо. - Вам пора потесниться, да! - кажется, "коротыш" все это время был в руках маман, просто умело прятался в складках ее накидки. Дора взвела курок, прицелилась в оторопевшего Маккоя и выстрелила.

Перестрелка с Патриком оставила отпечаток на падре. Он не изменился кардинально, но понял, что порой первым должно говорить не оружие, но душа. И с тех пор преподобный придерживался такого мнения.

Городок, в который Уильям перебрался после двенадцати выстрелов на станции Роупсвилл, оказался отличным местом. Люди искренне верили в Бога, не грешили так часто и открыто, а ещё там была Л'Иглесиа-Нова-де-Санта-Круз – заброшенная церковь. Она пустовала уже не первый год, а потому обвалилось там всё, включая крышу. Но это место не потеряло своей святости. Маккой с радостью приходил сюда и проводил здесь часы, молясь и раздумывая. Казалось, что в этом городишке все идеально. Но как бы не так...

Бордель. Источник разврата, похоти и грязных денег. Такого святой отец вытерпеть не мог. Почти ежедневно он проповедовал неподалёку от царства красных фонарей. Но это не помогало. Люди всё также шли туда, патокая грязным шлюхам и руша работу священника. Но это не нравилось и местной воротиле чёрного бизнеса, Доре ДюФран. Эта женщина каждый раз пыталась избавиться от падре.

И в этот раз решила сделать это сама. Женщина явилась в обитель Бога. С оружием. И явно не была настроена мирно.

— Дора, одумайся! — выкрикнул преподобный, увидев в руке женщины оружие. Но было поздно.

Уильям выхватил свой револьвер и открыл ответный огонь, оставшись стоять посреди церкви. Бог защитит своего слугу.

      Падре, конечно, успел первым. Опыт в таких делах у него был больше, и выстрел прозвучал где-то между буквами "а" из слова "Дора" и "о" из слова "одумайся". Но, видимо, зря он постарался ударить первым — рука все же дрогнула. А может, не хотелось стрелять в таком хорошем месте? Пуля с треском вошла в спинку скамьи, а Дора, сделавшая шаг, чтобы за этой скамьей схорониться, выпалила в ответ из своего коротыша.
      Пуля, нацеленная в живот, ударила падре чуть ниже пупка, и преподобный, крякнув, согнулся от боли и попытался нащупать рану. Только крови не было. Пуля угодила прямо в большую латунную пряжку его ремня и, сплющившись, отлетела в сторону. Но удар все равно был ощутимый и несколько выбил священника из колеи.
      Впрочем, стрелять он еще мог.

- Аа-ах ты! Чтоб тебя черти в ад снесли! - почти рычала Дора, пригибаясь за скамьей. Собственный выстрел отозвался металлическим "блям-б!" - и святоша согнулся от боли. Попала? Нет! крови не видно. Вот дьявол! На секунду Дора задумалась о бегстве, оглянулась назад, на алтарь, но тут же отмела эту идею - далеко, да и распятие - большая неуклюжая деревянная фигура Спасителя на несоразмерно маленьком кресте - вызвало вдруг у мадемуазель ДюФран такой непереносимый приступ тошноты, что Дора поскорее отвернулась.
Может, рвануть и спрятаться за щербатый колокол? - он понадежнее скамейки будет... Нет, этот черт в рясе подстрелит ее, как жестяного индейца в ярмарочном тире! Нечего делать, надо продолжать... Впрочем...
- Падре! Неужели Вы не пощадите старую греховодницу? - заулыбалась маман, - Неужели потеряли веру в раскаяние? - потихоньку выпрямляясь так, чтобы рука с оружием оставалась за скамьей, Дора взводила курок. - Я ведь еще могу стать хорошей христианкой, Маккой, а? - стремительный выстрел:

Падре промахнулся. Опять. Маккой выругался и отпрыгнул за скамью. Не стоило стоять под пулями сумасшедшей женщины.

Ранив преподобного, Дора начала говорить, что сдаётся. Но Уильям не мог поверить такой женщине. Он лишь молча выстрелил в ответ, да прыгнул за скамью.

— Меня не обмануть, ДюФран!

Крик получился жутковатым из-за добавившейся к обычному хриплому голосу нотки страха перед смертью.

      На этот раз выстрелы грянули одновременно — падре, подшибленный пулей, был уже не так быстр, а Дора потратила время на болтовню и прицеливание. Пули с визгом отскакивали от камней, словно мальчишки хулиганы, решившие осквернить заброшенную церковь. Раскаты выстрелов эхом отдавались от стен, распугивая ласточек и луговых собачек снаружи.
      Падре успел укрыться за старой скамьей, и теперь у Доры не было преимущества. Впрочем, она все еще оставалась проворной, как кошка, женщиной, а падре — здоровым мужиком, неуклюжим в кирасе и тяжелом плаще.
      Тут, как говаривал дядя Бак, прихлебывая пиво из оловянной кружки и глядя на парочку лошадей, которых проводят мимо зрителей перед скачками на четверть мили, "хоть на обоих ставь".

Выстрелы прогрохотали одновременно. И одновременно отправились мимо целей. Осталось четыре патрона. И у падре, и у маман. У женщины было преимущество, она могла перезарядить револьвер. Но куда большее преимущество было у преподобного. Он мог пойти в рукопашную. С грешниками все методы хороши.

— Покинь святую обитель, Дора! Я не стану стрелять в спину! — перекрикивая собственный выстрел гаркнул Маккой.

Дора размышляла. Намерение убить священника потихоньку испарялось. Силы равны, поэтому шанс покинуть мир в этот чудесный денек, есть у каждого. Признаться, затеяв дуэль, Дора не ожидала, что падре будет так злобно отстреливаться, ей казалось, что его хотя бы немного обескуражит тот факт, что перед ним женщина. Но он оказался без "предрассудков". А значит, и с кулаками накинется, если патроны кончатся. Успеет ли она убежать? Дора - женщина в теле, сказать, что она резва, как в восемнадцать, - погрешить против правды. Может, сдаться? И заплатить приезжим головорезам, чтобы они выпотрошили этого чванливого попугая из его кирасы?..
- А что, преподобный, неужели так и отпустите меня с богом? - хохотнула Дора из-за своей скамейки.

      Противники обменялись еще парой выстрелов. Пуля падре выщелкнула каменную крошку с алтаря (и в страшном сне не поверил бы, что будет стрелять по алтарю), а пуля бордель-маман попала священнику прямо в грудь.
      С металлическим "бэмс" пуля сорок пятого калибра отлетела от груди преподобного, как сухая горошина. Кираса помогла, Уильям лишь немного пошатнулся.
      Противники по-прежнему находились между скамей.

Дора перебегает к алтарю и скрывается за ним.

Дора не только говорила, но и стреляла. Это убедило Маккоя в том, что говорить с ней надо только, когда патроны у женщины кончатся.

— Я отпущу, ДюФран, только стрелять перестань!

Падре остался за скамьей и вновь выстрелил в спину маман, хорошо прицелившись.

      Падре пальнул вслед убегающей Доре, но поспешил. Возможно, все вместе — алтарь, церковь, женщина, выстрел в спину — не располагали к точному прицелу.
      А возможно он был просто старый сукин сын, которому только что впечатали в живот собственную пряжку, от чего заныла печенка, и это тоже не способствовало попаданию в десятку.
      Теперь женщина выглядывала не из-за деревянной лавки, а из-за каменной колоды и могла чувствовать себя увереннее. Да и тот факт, что у нее на один патрон больше, придавал веры в победу.

Пуля ушла куда-то в сторону, а Дора смогла укрыться за алтарём. Падре был разочарован своими навыками. Неужели он настолько постарел? Нет, такое невозможно.

— Брось оружие, ДюФран, у тебя всё ещё есть шанс! — в очередной раз решил образумить маман словами преподобный.

А потом проучил и пулей. Уильям хорошо прицелился и выстрелил в женщину за алтарём.

Сидя за алтарем и вдыхая терпкий от порохового дыма воздух, Дора думала вот о чем: падре, без сомнения, старый дурак, думающий, что спасает мир от порока. Стреляет он, как и полагается священнику, не ахти (на что она, собственно, и рассчитывала, когда пустилась в эту авантюру). Но что будет, когда патроны у священника закончатся? Пойдет ли он на переговоры? Бросится бежать? Или полезет в драку? Если и будет драться, то с какой целью: проучить наглую кокотку или уничтожить источник опасности? Понимает ли священник, что Дора настроена решительно? Что она не проучить его пришла, а избавиться от "занозы в заду"... Пуля, пущенная священником, просвистела где-то справа. Вот же старый болван! - подумала маман...

- Маккой! Эй, преподобный! Я Вас не вижу, - кричала Дора - думаю, и Вы меня тоже! Пули-то на исходе. Может, сговоримся, а? Пообещайте, что прекратите свои дурацкие проповеди, оставите в покое моих птичек и моих клиентов, а лучше всего - просто убирайтесь из города! Зато будете живы! Небось не очень-то торопитесь к отцу Вашему небесному, раз такой "панцирь" нацепили! Что скажете?..

Не высовываясь из-за алтаря, Дора выстрелила практически наугад...

      Еще два выстрела эхом отдались в разрушенной церкви, лошадь преподобного заржала от страха где-то снаружи.
      Неф затянуло пороховым дымом, и Дора видела лишь нечеткий силуэт силуэт. К тому же оба, несмотря на обещания и предложения разойтись миром, так торопились, что стреляли почти наугад, лишь бы опередить противника.
      Пуля падре оставила яркую белую отметину на каменном алтаре, взвизгнув, истерично взвизгнув. Пуля женщины с треском ударила краешек скамьи, за которой прятался преподобный, и попала ему в бедро. На этот раз он был ранен по-настоящему — на пол церкви брызнула кровь. "Агнец" в кирасе и с пушкой в руке пошатнулся и издал непроизвольный стон.

- Ого! Попала! - азарт Доры все возрастал. Теперь, пока старик "выбит из колеи", надо скорее стрелять еще!
- Не хочешь по-хорошему?! Ладно! - ДюФран прицелилась в голову священника, склоненную на бок и выстрелила.

Ещё одна пуля ранила преподобного, выбив его из колеи. Падре понял, что шансы выйти из этого боя победителем уменьшались с каждой секундой. Вариантов было немного. Надо было убираться из этой церкви. И как можно скорее. Уильям оглянулся в сторону выхода. Далековато. Надо было придумать что-нибудь получше. И Маккой придумал. Кряхтя и ругаясь, он перелез через скамью и приблизился к колоколу.

      Желание поскорее стрелять еще подвело Дору на этот раз. Густой дым висел в воздухе и застилал глаза, а ноздри щекотал запах перестрелки: пороха и крови.
      ДюФран пальнула наугад, но в этот раз промазала.
      Падре, израненный, тяжко перевалился через расщепленную пулей скамейку и оказался на ярд ближе к заветному колоколу. Его медный бок вполне мог бы защитить от пули. Только бы успеть.

Пуля просвистела мимо преподобного, оставив ДюФран с одним патроном в барабане. Падре выдохнул и скорчился от боли. Раны, оставленные маман не были серьёзными, но в совокупности ослабляли святого отца похлеще, чем выстрел Патрика.

— Дора, у тебя один патрон. У меня тоже. Я даю тебе шанс покинуть обитель. Я не стану стрелять в спину, клянусь!

Свои слова священник сопровождал медленным перелезанием через очередную скамью, которая отделяла его от заветного колокола. И он бы добрался туда, если бы не услышал, что на конце церкви на пол рухнуло что-то металлическое. Маман перезаряжала свою пушку. Тогда падре понял, что пора действовать. Он рванул прямо на алтарь, готовясь атаковать грешницу.

- Ну уж нет, святой отец! Зря я тут что ли столько времени потеряла? - Дора воспользовалась передышкой и решила перезарядить "коротыш". Рука ее скользнула в ложбинку между грудями и извлекла запасной патрон. Маман машинально поцеловала теплую маленькую "чушку" - на удачу, вытряхнула гильзу и отправила золотистый кусочек металла в барабан своего щеголеватого инкрустированного кольта.
- Глупо, конечно, палить по святоше в доспехах, - голос Доры звенел весельем и злостью, - но что ж поделаешь, если Вы такой кровожадный, падре! Наверное хотите и мне ухо отстрелить?.. Валяйте! Зато хоть проповеди ваши чертовы не услышу больше!

      Увидев, что Дора не целится в него, а не спеша вытряхивает гильзу из барабана своего короткого кокетливого кольта, преподобный решил рискнуть. В конце-концов, стрельба требует четкости, а у него от потери крови (кровь хлестала знатно, как на бойне, заливая каменный пол) не хватало сил удерживать ствол неподвижно. Но, с другой стороны, он все еще был здоровенным мужиком под сто килограмм ростом, а Дора — всего лишь женщиной.
      Распихивая скамейки, падре устремился к алтарю, помолясь и перехватив револьвер, чтобы сподручнее было стукнуть им Дору по голове. Та закопалась с патроном и, бросив взгляд на священника, увидела, что тот идет в атаку.
      Быстрое движение пальцев, прерванный процесс перезарядки, щелчок проворачивающегося барабана и... Падре почти успел, он уже отвел руку с револьвером для удара, но нога подвла его, и в последнее подареннное ей судьбой мгновение маман спустила курок. Дуло, практически упертое в грудь падре, харкнуло огнем.
      На таком расстоянии старая кираса не выдержала — пуля сорок-пятого калибра прошила ее, как бумагу, и преподобный, отшатнувшись, словно пьяница, рухнул в проход между скаммеек.
      Так закончился земной путь Преподобного Уильяма Маккоя.

...Зато хоть проповеди ваши чертовы не услышу больше! - выкрикивала Дора, подбадривая самое себя, и боясь взглянуть в сторону падре. Он возился со скамьями, громыхал, тяжело шагал своей раненной ногой в ее сторону. "Этот медведь меня точно одолеет! Скорее, чорт!" - рука маман дрожала, патрон не слушался. Вскинув глаза Дора увидела Маккоя - в двух шагах от себя, с тяжелой рукояткой револьвера в отведенной для удара руке...

Успела. Дора тяжело дышала и смотрела, как большой человек перед ней отступает назад, словно отброшенный крепким ударом кулака в грудь, шатаясь, делает шаг, а потом медленно заваливается на пол, сдвигая скамьи, цепляясь за них одной рукой. Короткая конвульсия, громкий стон-выдох, глухой удар револьвера о каменный пол... Вот и всё. Она выиграла, надо же.
Дора убрала "коротыш" и подошла к священнику. Шляпа бросала густую тень на его грубоватое растерянное лицо. Светлые глаза его были открыты и полны изумления. Маман вздрогнула - последний взгляд падре заставил ее вернуться в реальный мир: она, владелица лучшего в округе публичного дома, только что убила священника. Кажется, в эту самую минуту в город завозят новую пеньковую веревку - для ее, маман, белоснежной шеи...
Закрыв глаза падре, женщина вернулась за алтарь и собрала свои гильзы, потом поискала их и между скамьями, но нашла только одну. "Пора убираться отсюда, мой ангел!" - сказала себе Дора, - и подобрала еще и револьвер священника.
И уже направляясь к выходу из церкви, бросив последний взгляд на мертвое тело, она ощутила вдруг острую жалость к этому странному человеку. Он так упрямо защищал свою веру, так злил ее, так мешал ей, но ведь в сущности, - подумала Дора, - он желал только добра всем тем, кого так назойливо наставлял на "путь спасения". "Гореть мне в аду... старый ты черт..." - шептала Дора, отвязывая свою лошадь. На душе было муторно, в груди образовалась какая-то хлюпающая печаль, и сколько не гнала маман прочь эту меланхолию, приличествующую разве столичным щеголям в черных жилетах, она никуда не уходила до самого вечера. Поутихло только после нескольких бокалов шампанского, от которого Дору быстро сморил сон. Наутро проснулась она со смутной тревогой, не сразу вспомнила, отчего это так нехорошо. А когда вспомнила, решила, что нужно срочно съездить за покупками в ближайший "мегаполис".