Рёв ребёнка издох где-то в душной каморке квартиры за обшарпанной дверью без номера. Снаружи ободранного бетонного клоповника Мэмори Лэйн погружалась в едкую, выцветшую темноту неба, загаженного грязными придушенными огнями окон недожилых домов. К ночи люди-клопы и люди-тараканы повыползали из своих щелей: где-то на улице неподалёку глухо ухал низкими частотами бум-бокс, этажом ниже смачно хлопнула дверь, компания каких-то жлобов шумно выдвинулась в ближайший кабак. Из квартиры, откуда ты слышала звуки соития, выскользнула потасканная женщина в одежде шлюхи, безуспешно спрятав осунувшееся лицо и круги под глазами за убийственным слоем грима и "модной" причёской.
Это место - как кухня в одном из "жёлтых домов", где тебя почти успешно проталкивали сквозь курс лечения: пока нет света, тараканы расползаются почти везде, щелчок выключателя - и свет обрушивается на насекомых, истерично утекающих по щелям. Память рисовала перед тобой мерзкий больничный паёк и ещё более мерзко становилось от осознания, что ты бы сейчас с удовольствием проглотила всю ту дрянь, что в тебя тогда впихивали. Голод, вцепившийся в твоё нутро язвенным скулежом пустых кишок, сейчас пожирал тебя кислотой твоего собственного желудка за все те смятые по карманам доллары, которые так и не стали ни гамбургерами в местной тошниловке, ни даже пошлым батончиком с чипсами из магазина съедобного мусора, что ты видела на углу.
Снизу донёсся чей-то пьяный смех и звук бьющегося стекла: Из окна ты видела как нализавшийся подросток разбил о кирпичную стену пивную бутылку и, угрожая острым стеклом, что-то втирал скрюченному бомжу в той самой клоаке, где ты думала искать убежища. Тебе вдруг до отвращения захотелось, чтобы отморозок пустил бомжу кровь. Или чтобы этот гнилой червяк вытащил нож и порезал гопчика с остатками бутылки, но ты так и не узнала чем всё кончилось - громкий шорох из сумки отодрал от окна твоё внимание, вкатив в вены дозу истошно-горячего страха.