Винк
Решаешь отходить.
Разбираешь пулемёт – двадцать кило оружейной стали, и ещё лента заправлена. Оборачиваешь ленту вокруг тела пулемёта, смотришь еще разок на этого япошку, как он там? Вроде, пока еще вас не заметил. Треногу в левую руку.
– Отходим, значит? Давай. Я прикрою чутка, а потом сразу за тобой с коробками, – говорит Домино.
Лицо у него наконец серьезное.
На него можно положиться.
Выкарабкиваешься из воронки, ползешь, упираясь в слишком податливый песок локтями и коленями. Ничего, лучше, чем по камням. Только плохо, что травы так мало на этом чертовом острове. Пулемёт-то ты привык таскать, но вот так, на пузе, неудобно, давит на плечо. Мало два человека в расчете, ох, слишком мало.
Грохает что-то, взрывается, рокочет, жужжит. Но все не в тебя.
Десять ярдов. Выемка, которую ты заранее заметил. Хорошо, полежал секунду.
Вроде жив.
Пятнадцать. И тут тоже выемка. Хоть на фут ниже сейчас быть, хоть на полфута.
Цел. Ползешь.
Сбоку тоже пальба – что с одного, что с другого. Но с одного – ближе, это в бараке стреляют, где Сирена, где все. Япошки орут что-то своё. Долбят два... нет, три их ручных пулемёта. Совсем близко. Позиции роты вашей прорвали все-таки. У блокгаузов уже.
Смотришь в сторону, но видно плохо из положения "носом в песок." Ничего, доползем – там разберемся.
Вот уже стена совсем рядышком. Японский окоп в этом месте немного недостроен – спереди мешки уложены, а сзади вот нет. Это и хорошо, вроде бы – не надо через них лишний раз перебираться. Окоп там правда так себе, канава. И чего япошки нормальный окоп не вырыли? Ну, в общем-то, понятно – чтобы через стену стрелять удобнее было. Но все равно... несерьезно как-то что ли.
Ползешь, даже и не устал вроде бы сильно.
Слышишь сзади выстрелы из карабина. Это Домино.
Тах! Тах! Та-тах!
– На, сволочь! На!
Ба-дааам! – граната рванула. Ба-дааам! – еще одна.
Вот стена, ярд остался до канавы перед мешками с песком.
Пуля пролетает у тебя над плечом и шлепает по мешкам – шпаф!
В спину тебе стреляют! Заметили!
Лихорадочным броском, как ящерица на шоссе, добираешься до этой долбаной канавы!
Крах! Шпам! – это снова по бревнам.
Хер им. Ты жив. Обойдетесь.
Лежишь. Дышишь. Сверху плывут облака. Снова взмок и обвалялся в пыли, но это ничего. Сейчас что, через стену перебираться и к Манго или разложить пулемёт и прикрыть Домино? Если он жив вообще...
Или тут сидеть, фланг держать?
Приподнимаешься – и сразу же пуля сдергивает облачко пыли в футе от лица. Стерегут, гады, засекли! Не выбраться! Надо отползти по канаве этой к японскому пулеметному гнезду левее по берегу, там поглубже и защиты больше, а потом уже решать. Или по канаве и ползти в сторону Манго?
В канаве сложно развернутся – стенки мешают. Но можно ползти ногами вперед. Запрокидываешь голову, чтобы оценить, как далеко это гнездо их.
И видишь танк.
Он ехал вдоль берега, по эту сторону стены, и он огромный. Никогда ты таких не видел, хотя подозревал, что когда ты в канаве, все танки выглядят огромными.
Танк ехал очень медленно, словно бы наощупь, видимо, на первой передаче. Видно было дуло пушки, мощные обводы корпуса, несимметричные маленькие отверстия на башне, похожие на полуслепые глазки, и гусеницы, проворачивавшиеся, как две огромные пилы. Танк был очень грязный, запыленный и походил на сошедший с ума трактор или автобус, который решил кататься теперь самостоятельно и давить людей в кровавую кашу.
И он ехал на тебя. До него было ярдов пятнадцать, но он не останавливался, пер и пер.
Потом он слегка повернул и заехал в то самое японское пулеметное гнездо. Остановился, постоял секунду и тронулся снова.
Ты понял, что он сейчас тебя раздавит. А если ты попробуешь вылезти из канавы – застрелят японцы или из этого же танка полоснут пулемётом.
Ты думал о той позиции, как о смертельной ловушке, но теперь попал в настоящую смертельную ловушку.
Траки змейкой бежали сверху вниз, двигатель клокотал у него внутри, и этот мамонт пер и пер, тупой, железный, безумный убиватор. По башне цвенькнула пуля, вышибив искру, но танк и "ухом не повел" – не заметил.
Через несколько секунд, наверное, меньше, чем через минуту, от тебя ничего не останется. Не останется не в духовном там каком-то умном смысле, мол, был человек, а теперь вот нет. Не останется физически – из тебя выдавит кровь и смешает потроха с землей, череп лопнет, а каску сомнет в блин. Может, нога в ботинке останется, но по ней тебя не опознают. Просто вот ты был – а вот нет, ну, лужа какая-то...
О чем ты подумал тогда, в эти долгие, последние секунды? О жене? О детях? О картах? О жизни? О смерти?
Или вскочил, думая, что умереть от пули легче, чем смотреть на медленно бегущие, покрытые грязью траки?