Манго, Крот
Вы целитесь, понимая вдруг, как быстро приближаются они все – свои, чужие... холодок пробегает, потому что вы видите японских солдат. Вроде вы уже видели их сегодня, мельком или даже в прицеле. Вроде даже убивали... Но то был какой-то общий бой, суматошный, непонятный. А сейчас вы – как волнолом у них на пути, а значит, они пришли по вашу душу. И видеть целую "толпу" японских солдат сейчас... ну... как увидеть в воде акулу. Или гремучую змею в траве. Что-то такое, живое, что совершенно точно хочет тебя убить и имеет для этого все возможности. Сразу непреодолимое желание что-то сделать, да?
– Погоди! – говорит ганни. – Подпустим! Пого...
Но вы открываете огонь, как бы там ни было.
– Нет! Не стреляйте! – кричит кто-то из морпехов, Дасти что ли? К счастью, они разбегаются в стороны, стараясь прикрываться блокгаузами, поэтому если аккуратно, то...
Манго выстрелил первым: уверенная тяжесть автомата в руках, панибратский толчок в плечо, короткий лязг затвора.
Тра-та-там! И еще раз: Тра-та-там! Гильзы полетели...
Попал, кажется, он упал – желтовато-черный человечек, ты даже вроде видел пятнышки у него на груди, или это была пыль, что выбивает из формы пуля сорок пятого калибра? Нет, точно попал! Он и упал-то как-то, словно на столб налетел, растянулся!
Переводишь на следующего. Жмешь.
Тра-та-там! Есть, нет?
Ты-дым! Дым! Дым! – это бьют винтовки Крота и Уистлера. Ты-дым! Крот смаргивает при каждом выстреле, почти и не видит, в кого стреляет. Есть, нет? Вроде бы, нет – бегут, как бежали... Вон тот особе...
И вдруг он падает. И остальные падают. Они все падают там, между блокгаузами, залегают. Выходит, вы их остановили!
Стреляете ещё – успеть бы побольше в них влупить, глядишь и вовсе откатятся. Самураи-то не такие храбрые оказа...
Мелькают вспышки сквозь пыль, которую подняли ваши выстрелы – вы же над самой землей стреляли. Это они стреляют по вам. Почему их так плохо ви?...
А, они залегли на позициях третьего отделения. На бывших позициях. Именно там, где отрыты окопчики.
Пули летят вам прямо в лицо, над самой землей, с таким звуком, как будто вы сами летите на самолете в ночное небо, а навстречу проносятся падающие звезды. ЖЖЖЫХ! Ух йопта! ЖЖЖЫХ! Флипч! – это пуля попадает в землю перед вами, разбрызгивая песок, рикошетом или чем там еще уходит прочь, мимо вас.
"Выше! Бля! Левее! Ух бля!"
Тра-та-тах! – гильзы короткой струйкой выскакивают из затвора, весело и бешено, словно говоря, что надо отрываться, пока жизнь не закончилась, ведь она коротка.
Жжжых! – так пули жужжат в ответ, и это страшно. И еще фырчат – фррр! Вы стреляете в ответ, кончаются патроны в магазине, в пачках. Звенят, вылетая вверх, пустые железяки. Затвор у Манго, щелкнув, встает на задержку. Он пригибается, вжавшись в склон воронки, чтобы перемкнуть магазин на полный.
Все вроде ничего. Вроде, вы их прижали. Или они вас...
Стреляете снова, четко отдавая себе отчет в том, что вас сейчас, наверное, убьют. Ну, сколько еще будет везти, когда по вам садят из винтовок с тридцати ярдов-то, а? Но может, не всех убьют, да?
– Сука, – говорит Уистлер, тоже меняя пачку. – Почти убили. Что де...
Манго пытается высунуться снова, земля под каблуком осыпается. Эх, и позицию в воронке особо не сменишь. Надо бы не в том же месте выглядывать, где раньше. Крот ведет огонь, полуослепший от пыли. Поблизости грохочут взрывы и еще какой-то мерзкий шипяще-гудящий звук, похожий, на... на огнемет похоже. Но это не тут, не у вас, это левее.
– ЛАЖИИИСЬ! – орет ганни, словно сам не свой, скатывается к самому дну воронки.
Раздается громкое, резкое тче-че-че-че-че-че!
– Вниз! Вниз! – кричит ганни, цепляя Крота здоровой рукой, бросив карабин. Вы приникаете к склону. – Ниже, блядь!
Пули хлопают по песку впереди вас, перед самой воронкой и пыль... пыль летит на вас, прямо из склона. Пули его пробивают насквозь.
Тчам! – это одна из них недобро, суховато, как монетка по жестяной банке, щелкает по каске Крота. Голова его дергается.
Вы сползаете к самому дну воронки, радуясь, что лейтенант выпихал из неё труп, потому что иначе вам не хватило бы места. Пули теперь не летят поверху – они пробивают слой земли у вас над головой, рыхлят её. Вы сидите, скорчившись, не понимая, как так, почему?
У Крота в глазах опять все плывет. Очень больно – голова трещит, где-то над бровями все аж сводит от боли. Говорил же санитар, не ударяйся башкой. "Не послушал".
Что, мать твою, происходит? Почему пули-то склон воронки пробивают?
А очень просто – это японцы добрались до блокгаузов и... снова заняли их! И принялись прижимать вас из двух ручных пулемётов. Блокгаузы были повыше над землей, и выпущенные под углом сверху пули легко пронимают ярд сухого песка, из которого состоит ваш "типа бруствер". Да нет у вас никакого бруствера, воронка и воронка. А винтовочная пуля, даже японская, легкая – это винтовочная пуля, тем более с такой смешной дистанции. Она и руку оторвать к херам может.
Тче-че-че! Тче-че-че! – сыпется пыль.
Пауза.
Один пулемётчик продолжает держать вас под обстрелом, другой, видимо, бьет по стене или ещё куда... хер разберет. Вы прижаты плотно, надежно, без шансов. Если япошки сейчас подползут – просто закинут вам гранатку – и привет. Они знают, где вы.
Очереди становятся короче и реже, но пули все так же зловеще хлопают по задней стенке воронки или стукают о переломанные бревна. Там, в задней части воронки, есть лаз через береговую стену, образовавшийся, когда её подрывали, где бревна изломало. Через него, наверное, можно на берег пробраться, но в эти бревна пули-то и бьют.
Если метнуться только, повезет, не повезет...
Но даже если и повезет... люди Дасти... где они теперь? Кого тут организуешь-то под таким огнем?
Пыль повсюду, вы все в пыли, и кажется, что вы пропитаны ею, как водой: она осела на лица, на форму, на ваши губы и веки, на щеки, на ямочки между ключицами под расстегнутыми куртками. Вы кашляете и едва видите лица друг друга, вжимаясь в склон у самого дна. Сжавшиеся комки мяса в мешках из материи цвета пыли. Вы – как котлетки, обвалянные в муке у хорошей хозяюшки. Слабо шевелящиеся котлетки, по счастливой случайности еще живые. Есть в этом какой-то непорядок, но, кажется, осталось только сковородку на огонь поставить – и все будет "как надо". Помрете вы, то есть.
– Мы одни долго не продержимся, – говорит ганни. Ему с его ранами приходилось тяжелее всех – скорчившись, не имея возможности раненую ногу вытянуть. – Они на нас не пойдут. Кхааа! Они развернутся и скатают фланги. А нас тут так и будут держать, пока не выкурят. Лейтенант! Надо... Кха-кха! запросить помощь, срочно! У "Фокс" или у "Эхо". Или хоть, Блондин пусть развернется и атакует сбоку! Надо, блядь, что-то делать, слышишь!?