Винк
– На. А зачем тебе? – протянул монетку Домино. Пятицентовик, "никель".
На одной стороне был выбит чей-то профиль, кажется, Томас Джефферсон. А на другой – здание чего-то там и латинский девиз E PLURIBUS UNUM. "Из многих — единое". Про вас практически, да?
Но долго разглядывать монетку стало не в кассу – ты увидел япошек. Вернее, одного япошку. Он приподнялся там, впереди, в деревьях, ярдах в сорока. Приподнялся осторожненько так, осматриваясь, глянул в вашу сторону и побежал вдоль берега, несколько шагов. Замедлился. Пропал.
Опять появился и снова пробежал несколько шагов – только в другую сторону. И чуть ближе к вам стал.
Ты навел на него пулемёт, при очередном проходе проследил за ним стволом, но... но не выстрелил.
Ты понял кто это: это была "ловля на живца". Какой-то доброволец, или же "доброволец", провоцирует тебя открыть огонь. Чтобы наблюдатель тебя засек. Чтобы потом тебя обозначили, прижали и забросали гранатами.
– Эээй! Пулеметчик! – позвал кто-то справа. – Обернулся – морпех сидел под стеной барака – усталый, весь грязный, держа винтовку на коленях. Это был Лонг-Айленд. – Ээээй! Ты там? Слышишь? Тебе приказа...
Справа, в бараке и еще правее него, началась адская пальба. У блокгауза включился один из наших пулемётов, не иначе как Парамаунт, пошли долбить винтовки, потом начали рваться гранаты. Морпехи колотили и колотили, прямо-таки "за маму, за папу и за дядю Сэма", сжигая порох фунтами, щедро осыпая кого-то пулями, явно ведя огонь на подавление.
Это продолжалось с полминуты, а может, и побольше. Япошка куда-то исчез. Ну и черт с ним, наверное.
– Ээээй! – опять позвал морпех. – Манго приказал – к нему. К бере...
Гранаты стали рваться подальше, впереди, одна за другой, глухо и резко.
Япошка опять начал перебегать. До него уже оказалось ярдов тридцать.
– Резани его, – сказал Домино. – И пошли.
Объяснить бы ему, что все не просто тут.
– Или давай я сам, – он взял карабин наизготовку, примерился.
– Эй! Двигайте к берегу, а потом к Манго, – крикнул еще раз Лонг-Айленд, перекрикивая пальбу.
Моторы, кажется, урчать прекратили. Или просто не слышно их было за всей этой долбежкой. Нет, кажется, опять рычат.
Японец опять исчез. Ты успел его рассмотреть за это время – он был в каске, сутулился и перебегал все неувереннее и неувереннее. У него была, кажется, форма не по размеру – рукава слишком короткие. И весь он был какой-то нескладный, несуразный. Может, потому что ему было страшно? Должно быть, надо быть чертовски храбрым человеком, чтобы стать приманкой для вражеского пулемёта. Или у него просто не было выбора. Хоть бы его срезал кто-нибудь слева там, может... Но никто не срезал.