Ой.
Когда зрение подводит, остальные органы чувств начинают работать на всю катушку — но не в этот раз. Башка тяжелая и гулкая, как баскетбольный мяч. Больно, конечно, но его приложило сразу всем Кротом, так что и болит везде. Чертовски темно, а звуки доносятся еле-еле, как однажды в детстве, когда отец в наказание запер его в чулане на Четвертое июля. И от роскошного салюта Перри достались только отзвуки, бледные и ненастоящие, как пересказ с чужих слов. Больше всего тогда было обидно, что его все бросили, что во всем городе, а может, и во всем штате, он один не увидит праздник. Один. Один…
Кроту вдруг стало по-настоящему страшно. Все это время рядом кто-то был: парни из третьего, Кюрасао с Ушастиком, Смайли, огнеметчики — а теперь он сам по себе в этой его темноте, где возятся злобные хищные твари, дурея от запаха крови. Крот еле слышно отчаянно заскулил. В носу защипало — он стиснул зубы так, что прикусил щеку. Ты морпех, блять, соберись! По прежнему лежа навзничь на краю окопа, Крот зашарил рукой, пытаясь найти нож.