Мрачный, Скрипач, Крот
Вы стали рыть землю, раскидывая песок, насыпая его валиком впереди. Вообще-то окоп без серьезного бруствера – так себе защита. Винтовочная пуля пробивает слой песка толщиной... Но да, все верно, люди делятся на два типа – на тех, кто умничает вместо того, чтобы работать, и на тех, кто выкопал окоп и выжил.
Захлебываясь белой коралловой пылью, вкалываете, как негры. Окапываться лежа очень неудобно. Делать это быстро – тем более. Круто, что вы морпехи, и научились этому даже не в Веллингтоне, а ещё в учебке в Калифорнии. Спасибо тому сержанту-инструктору, который, проходя мимо какого-то рекрута, копающего сидя на коленях, толкнул его ботинком в плечо, и на немой вопрос в его глазах ответил:
– Молчишь? Правильно делаешь. Трупы не разговаривают, а ты ж убит.
Все всё поняли тогда и начали копать старательнее. Вот и сейчас копаете старательно, правильно – не приподнимаясь над землёй, ворочая песок лопатками. Тем более Мрачный рядом – этот похалявить не даст.
Дасти выглядывает из-за Блокгауза, пришел вас проведать.
– Окапываетесь?
– Ага, – отзывается следящий за периметром Кюрасао.
– Мы тож. Крот, а где рюкзаки-то? Аа, вижу. Спасибо. Вы это, парни. Пока будьте здесь. Ганни распорядился.
– И мы тоже? Мы к своим хотели... – говорит Ушастик.
– Вы лучше сидите, где он сказал. Лан, я пошел. Это. Спасибо, парни. А то чуть не зажали нас. Япошки что-то затихли.
Япошки на самом деле не затихли – по всему острову идёт стрельба, слева слышно рубилово – выстрелы, очереди, взрывы. Из бараков справа доносятся взрывы гранат. Можно увидеть, как кто-то из морпехов, выбравшись через окно, для порядку закидывает гранату в сарайчик, стоящий сбоку. Зачищают. Справа стучит пулемёт – далеко, до вас не долетает, вроде бы.
– Сержант, а сам-то чего не копаешь? – вдруг спрашивает Кюрасао.
– Слишком старый, слишком больной, слишком пыльный, – отвечает Дасти.
– Тебе что, делать нехрен?
– Ты тоже будешь на моем месте, когда состаришься. Лан, заткнись. Удачи, парни.
Потом взрываются гранаты где-то в бараках справа. Там стреляют, кажется.
– Началось что ли? – говорит, кривясь, Кюрасао. Какой-то нехороший движняк происходит в этих бараках.
Все напрягаются – кто-то роет быстрее, кто-то, наоборот, передав лопату соседу, берется за оружие. Высматриваете. Выглядываете. Вынюхиваете.
Где-то впереди протяжно свистят в свисток.
Ша-дааах! – грохает совсем рядом. Мина! Ну все, это точно по вам!
Ша-дааах! Ша-даах!
Все ложитесь, вжавшись в только что отрытые не окопы даже, а так, ниши... Господи, да могилы глубже копают! Приходится колени поджимать, чтобы в них поместиться. Это не норы даже. Это ямки.
Мины в основном ложатся левее вас. Туда, где Дасти и его парни, как раз туда, да.
– Как вы заебали! – говорит Кюрасао. И вы слышите в этом голосе то же, что ощущаете внутри. Что эти "три по три" мины – уже не так уж и страшно. После всего, что с вами сегодня делали, чем взрывали, ломали, дубасили...
С хрустом бьет мина прямо по блокгаузу – в самую крышу, так что все вжимают головы в плечи. Опадает дождь осколков и осколочков – бетонной крошки, кусочков штукатурки что ли... Камешки больно бьют по ногам, по плечам. Но это так, пустяки, неприятно и всё.
– Все живые?
– К бою! – кричит слева ганни. – Готовься!
Чпань! Чпань! – звонко щелкают Арисаки.
– Не, не вижу, откуда, – говорит Кюрасао, чуть приподнимаясь. Пыль от взрывов всё ещё стелется. Пока вы окапывались, вы все запылились ещё сильнее, хотя не думали, что это возможно.
– Утээ! – кричат с той стороны.
Кюрасао ещё приглядывается... и начинается выдача.
Чпах! Та-тах! Та-та-тах! Тра-та-та-у! Чще-чще-чще-чще-чще! Чще-чще-чще-чще! – японцы стреляют много, часто, такое ощущение, что отовсюду, мать их... У них видимо есть какой-то огневой план, потому что они стреляют не только по вам, но и по парням Дасти, но вы под обстрелом постоянно.
Швить! Вжух! Тюррр! Паф! – пули проносятся над головами, горячими комочками хлопают о песок, щелкают о бетон, едва не рвут на вас одежду, буквально стелются над вами. Веером пролетают выпущенные очереди – опять в сарае ожил пулемёт, снятый Кротом, только кто-то его прикрывает. Старательно!
Нельзя сказать, что вам совсем не видно японцев – они показываются то из-за деревьев вдалеке, то в развалинах, то около сарая, то у барака справа, у того, что подальше: палят, пригибаются, снова поднимаются, снова стреляют. Такое ощущение, что их... дохрена! Десятки что ли? Может, это только кажется... вы не знаете. Вы раз за разом вжимаетесь в свои ниши.
Противно, несолидно, бахвалисто частит их пистолет-пулемёт: он больше бьет по центру, но и вам достаётся. Та-та-тау! Та-та-та-та-тау!
– Не молчать! Огонь! Огонь в ответ! – надрывается там ганни. – Магазины подавай! Дасти! Дасти, блядь! Гранаты гото...
Швить! Шпань! Шмяк!
– ...я сказал!
Он где-то там, ваш Кремень. Не дошел до вас немного.
Чуррр! Чуррр! Фьють! Щелк! Чик! Та-та-тау! Та-та-та-та-тау! Та-тах!
Бывают наглые атаки, нахрапом. Бывают осторожные. А вы все чувствуете одно и то же – эта атака не наглая и не осторожная: она обстоятельная. У японцев полно патронов, они засыпают вас пулями, подбираются, они не хотят рисковать. Это значит, хоть немного времени у вас есть. Чтобы отступить и спастись. Или же остаться и...
Что-то кричат японцы справа, где ребят Хобо только что взрывали гранатами. Что-то кричат слева. Перед вами, где-то за развалинами и прямо в них, они даже не кричат, а так, говорят друг другу успокаивающе, подбадривающе, слегка озабоченно:
– Кио цукеро.
– Соко утэ. Соко утэ.
– Рёкай!
– ...цукеро
– Юккури! Юккури.
– Тама да.
И в этих голосах, прорывающихся неясным фоном между частой, сосредоточенной пальбой, вы ощущаете методичность. Никаких "Марин-юдай!", никакой азиатской истерики. Они не костьми лечь пришли – они пришли захватить вашу позицию. Может, они потеряют одного... двух... или всех... неважно. Они захватят её – вот так, постепенно подбираясь, стреляя, перезаряжаясь, прячась, высовываясь, выполняя команды, действуя по плану, в парах, в группах прикрывая друг друга.
Только что вы отпугнули их огнемётом, отпугнули стрельбой, отпугнули своим напором. Но они пришли в себя и... не стали горячиться. Они поняли, что вы не деревце, а пень, и взялись за вас, как... как за этот самый пень на поле, который надо выкорчевать из земли. По-крестьянски уперевшись ногами и ухватившись поудобнее, чтоб не надорваться. Они вас выкорчуют.
Можно было бы даже уважать их за рабочий, хороший такой подход. Можно было бы, если бы не тот факт, что "выкорчевать пень" – значит поубивать вас всех или загнать в море.
Мурашки ползут по спине от такого. А по песку ползет Ушастик – кое-как, он ведь ранен, утягивается к Мрачному за блокгауз, перекатываясь. У него и ниши-то в песке нет... Всё, он в мертвой зоне! Смотрит на оставшихся боязливо, как будто чувствует, что если кого-то из вас убьют – это будет его вина. Но вы этого толком и не видите (только Мрачный видит) – пытаетесь что-то рассмотреть впереди, не поймав пулю. Это непросто.