Сирена
Газолин на карачках добрался до окошка, кажется, вслух, вполголоса, сосчитал до трёх и перебросил своё тело через подоконник.
А вот с тем, чтобы прикрывать, вышла проблемка. Ты высунулся в окно с томмиганом наперевес, с краешку так, глянул – а там непойми что: развалины какие-то, ещё один не то барак, не то другая постройка. Ну, и горб этот просматривается неплохо.
Тут ты заметил, буквально краем глаза уловил шевеление где-то в развалинах, услышал сухое Штыщ! японской Арисаки, и пуля... черт, ты даже не смог бы сказать, где она там прошла, правее или выше или ещё где, просто влетела в окно, где ты маячил.
Дернулся, а по ноге сразу боль пошла. Зубы сами сошлись в тиски. Резкие движения при твоем ранении – вещь неприятная. И да, можно перебраться к другому окну, но в следующий раз можно и не успеть рожу свою отдернуть. А что если гранату закинут? Тогда как быть?
Словно откликаясь на твои мысли под землей в нескольких метрах от тебя что-то утробно громыхнуло.
Пока ты соображал, услышал, как Газолин перекрикивается с бойцам своего отделения.
– Сержант! Это Брукс! – крикнул из-за окна кто-то. Ты выглянул из соседнего, на этот раз только краешком головы, "одним глазком", и сразу назад. Брукс вылез из-за горба, чем бы он ни был – бункером ли, дотом или входом в пещеру Алладина, и успел спрятаться за него же, привалившись спиной.
– Сержант. Там коридор и помещение. Мы там сняли одного. Бомбоубежище, видимо. Я послал Коннера осмотреть. А у вас что?
"А у нас прямо в жопу попал фугас", как говорится.
Потом подал голос Газолин. Вернее он влез назад в окно, запыхавшийся, встревоженный.
– Сержант, там наши в коробке этой сидят. Блокгаузе. Отстреливаются, как могут, но там только дверь с той стороны, а дверь под прицелом. Все время по ним стреляют, высунуться тяжело. Что делать-то?
Вся твоя жизнь, жизнь мальчика-красавчика из хорошей семьи – история успеха. "Отличный морпех и мужик, а не булочка хлеба." В двадцать пять лет – взводный сержант. Ну и пускай офицером не сделают, но могли бы, блин! Если парадку на тебя надеть, ты ещё этих летёх замшелых за пояс заткнешь! Красавчик же! И вообще, умный, сильный, веселый, ещё и певец. "Я и песни петь могу, и ебаться мастер!" Ранение, конечно, странноватое вышло, но всё равно шрам будет загляденье. А как он смотрелся бы на пляже на твоей мускулистой загорелой заднице, в плавках решительного темно-синего цвета! Где-нибудь на Хорн-Айленде или на Фронт-Бич какая-нибудь блондинка обязательно спросит: "Мистер, а где это вас так ранило, хи-хи-хи?" Не, лучше чтобы сразу две блондинки. "Детка, это когда я воевал на Тихом Океане. Кстати, там тоже были пальмы, но красоток не было," – и продефилируешь мимо них гордый и неприступный, у тебя же рыжая уже вроде бы. В общем, как в дамских романах твоей мамочки, да?
Классно, да?
Но тут не Хорн-Айленд, лучший пляж в штате Миссисипи. Тут РЕД-2. Японцам абсолютно все равно, описаются ли девчонки от счастья, глядя на твою боевитую задницу. Их интересует в тебе только одно: ошибешься ты или нет?
А ты ошибся. Кажется, так просто, да? Проверить барак, проверить каземат этот... А что ты сделал? Двоих, включая командира – в каземат, двоих на пляж за рюкзаками, ещё и оружие им сказал оставить, красавец. И вдвоем с Газолином, который, на минутку, помощник командира отделения ушел барак проверять. Казалось, это на полминутки, но в эти полминутки начался обстрел. И остались три пацана под стеночкой сами по себе. Да, вроде рядом, но когда снаряды падают, десять метров превращаются в милю. Они от страха забрались в блокгауз, а выбираться не торопились. А теперь уже поздно выбираться.
Сейчас японцы подползут, прикрывая друг друга, забросят с десяти метров пару гранат в этот блокгауз и... и всё! И у тебя на совести – три пацана! Потому что чертил гребаных пташек в своем гребаном блокноте, а не о том, кому, что и когда скомандовать!
Ты морально готов написать письмо матери шестнадцатилетнего рядового Купера? Винтовку выдать не забыли, даже, блядь, рядового первого класса дать подсуетились, только сержанта толкового не дали, да?
А где твой остальной взвод ты вообще в курсе?
Да не, все чепуха. Всегда можно сказать: "Так получилось, мэм, по-другому было нельзя."
Ещё медальку на грудь, и снова твой внешний вид – витрина успеха.
Газолин перебирается к "твоей", южной стенке, той, что ближе к японцам. Он смотрит на тебя, очень выразительно смотрит.
"Делай что-нибудь, сержант. А то хана всем."