Манго, Слипуокер, Инджан, Клонис
Манго
Перебираетесь в воронку.
Парамаунт, вместе с Гловерами дают пару очередей по бараку – видно, как пули горстью отскакивают от бревен куда попало или втыкаются в них, заставляя щепки встать торчком. А Винк и Домино, схватив пулемёт, ползут вперёд. Это вообще не совсем то, что ты приказывал – ты приказывал пулемётам открыть огонь. Но Кремень, который с тобой тут же в воронке, видя, что ты не знаешь, кричать Винку или нет, говорит, взяв тебя за плечо.
– Нормально! Нормально! Пусть ползёт! Там наши рядом. Эй, вы трое! – отпускает тебя. – Смотреть в оба, вон туда, налево! Прикрывать расчет отсюда, мало ли кто в бараке покажется. Если что – прижать!
А ты уже видишь, что бойцы поползли вперёд, не спеша, не слишком уверенно, но ползут, ползут морпехи!
– Я на правый! Там надо наших поторопить, вон они в сарае этом засели. Слушай! – наклоняется к уху. – Нужен ротный Ка-Пэ! Выбери место! Понял? Выбери место, где он будет. Мэтьюс, прием, слышишь меня!
Парамаунт, всматривавшийся уже посмелее в то, что там делается впереди, оглядывается, кивает.
– Бейте не по бараку, а левее. Барак я закрою с Хобо, а второй взвод справа пойдет, понял? Давай, смотри в оба, по своим не попади!
Парамаунт кивает, дескать, всё будет в лучшем виде.
Снова к тебе.
– Я пошел! Расшевелю правый фланг, а потом в центр. Ты двигай пулемёт второй, когда закрепимся, следи, чтобы наших не накрыли, кто в блокгаузах остался.
Чувствуешь, что он на нервах, сильно на нервах, ты словно видишь, как под лобной костью у него пульсирует что-то такое, что пытается ничего не упустить. Ты никогда не видел Кремня таким напряженным.
Ганни перехватывает карабин и, выпрыгнув их воронки, перекатившись за стену, бежит в сторону правого фланга, пригнувшись и придерживая каску.
Слипуокер
Берёте не мушку барак, тот, что левее блокгауза. Вспоминаете всё, что там говорили – как не дергать спуск, как держать винтовку.
– Видишь что? – шепчет Смайли.
Ты видишь, как ползут, словно вши по листу желтой бумаги, Винк и Домино. Видишь покачивающиеся кроны пальм. Видишь темные прямоугольники окон.
– Вот и я не вижу, – шепчет Смайли и сглатывает.
Инджан
Ползешь под стенкой, по дороге припоминая, как там этот Блондин выглядит. Невысокого роста, такой слегка даже смазливый, с ямочкой на подбородке. Ему, наверное, лет двадцать шесть или двадцать семь, перед самой войной выпустился. Все-таки, как ни крути, богатым в этой жизни всегда достается лучшее – офицеры, кроме тех, кто из сержантов выбился, все с высшим образованием, на родительские деньги. У кого карьера, у кого бизнес, у кого сеейное дело. У тебя же – хер да ни хера по жизни, всегда так было и всегда так будет. Всё, что тебе отведено – скрести пузом по песку и докладывать.
Рвется в воде снаряд, мокрая песочная плюха падает тебе на плечо, попадая на щеку. Фух, спасибо, что не осколок.
– Боец, прием! Ты так до сочельника будешь ползти! – слышишь голос ганни над собой. – Роббинс! Кончай валяться! Пригнулся и побежал!
Кажется, он сейчас тебя пнет.
Вставать? Ну уж нее... встаешь, и быстро. Морская пехота так устроена – когда ганни приказывает, тело само как-то сначала делает, а потом уже голова додумывает, надо было сделать или нет.
И бежишь, согнувшись и гадая, мелькает сейчас твой затылок над стеночкой или нет.
Но бежать недалеко – вот они, бойцы второго взвода, сгрудились у блокгауза. Спрашиваешь, где лейтенант Уоткинс.
– Пригнись, дебил! – шикает капрал. – Тут он!
Уоткинс выглядывает из какой-то ямы.
– Чего тебе?
Передаешь приказ.
– Ясно! Взвооод! Приготовиться к атаке! Родригес, Вэнс, гранаты приготовить! Первое отделение – к левому бараку. Второе – к воронке и прикрывать, потом взять правее. Третье – в резерве, прикрывает отсюда!
А ты уже чешешь назад. Поднимается стрельба из всего, из чего только можно, люди кричат что-то нечленораздельное, и ещё стучит пулемёт там, откуда ты стартовал.
Добегаешь, перемахиваешь через стенку. Докладывать? Да можно не докладывать – уже видно, что второй взвод идет в атаку, что-то там взрывает, палит во все стороны, орёт. Можно передохнуть под перестук "Браунинга".
Ту-ту-тум! Ту-ту-тум! – и с тихим звоном катятся на дно воронки гильзы.
Клонис
Милкшейк наклоняется к тебе.
– Что? Не понял! Что!
Он успокаивающе прижимает тебя руками.
– Тише! Не надо, не дергайтесь пока. Тише! Там лейтенант Донахъю командует. Всё под контролем.
Он оглядывается, ища помощников, но рядом никого нет.
– Я вас до воронки сейчас. Вы там с ним сами. Сейчас-сейчас!
Он приподнимает тебя, накидывает непослушную твою руку себе на шею, подхватывает подмышку. Ноги расползаются, как будто ты сильно пьян.
– Сейчас-сейчас! – с натугой говорит он и тащит тебя. Через стенку и бруствер из мешков вам не перебраться, но в том месте, где вы тогда подорвали стену, чтобы получилась воронка, перебраться можно. Он тащит тебя, кряхтя от натуги, несколько метров.
Вы скатываеетсь в воронку, он придает тебе более удобное положение.
Тело как чужое, но боль ты чувствуешь. Уже хорошо, как говорится.
В воронке Манго, Слипуокер, Уистлер, Смайли и пулеметчики – Парамаунт и братья. Пулемёт коротко стучит, посылая куда-то очередь за очередью. На дне воронки – уже целая куча гильз. Одни дымятся, другие, воптанные в песок, уже нет.
В воронку скатывается ещё один морпех – тот, что нашелся перед самым обстрелом. Роджерс что ли? Робертсон? Пытаешься вспомнить.
Всем, и особенно Манго.
Видно, что ганни своё дело сделал: пока первое отделение стреляло из сарая на берегу, второй взвод сблизился и взял барак. Какой-то япошка там крикнул что-то, рвались гранаты, но вроде все хорошо. И даже ещё там что-то захватывать кто-то побежал. Неплохо!
Первое отделение тоже побежало через открытое пространство. Свист... разрыв! Нет, встали, опять бегут. Все или не все? Ганни пропускает других вперед, залезают в барак, там внутри выстрелы. Всё, всё кончено – правый фланг прикрыт.
Ганни машет рукой Парамаунту, кричит, чтобы тот прекратил огонь. Потом ползет через открытое пространство к блокгаузу, исчезает за ним.
Огнеметчики и бегавшие за рюкзаками морпехи всё ещё ползут к блокгаузам. Что там Сирена? Что Дасти, Брукс? Ни черта не разобрать. Зато видно, как Винк с пулемётом скатился в воронку и обстроился. Слипуокер, Уистлер и Смайли выдыхают – никто там, в левом бараке, не появился. Левый фланг... ну, можно сказать, тоже прикрыт, хотя ещё пехоты бы там не помешало. Да и барак бы проверить.
Слева по-прежнему идёт бой. Спереди, где блокгаузы – тоже стрельба, пожиже, но тем не менее, там началась перестрелка, это понятно. Откуда там стреляют япошки – пока неясно: постройки и пальмы загораживают, а по звуку, когда вокруг такой концерт, хрен поймешь.
Вжик! – памф! – перед носом у Манго проносится что-то настолько злое и быстрое, что он не сразу понимает, что же это было такое... Фонтанчик взлетает у самого локтя Уистлера на краю воронки.
– ЛАЖИИСЬ! – гаркает Парамаунт.
Это – пуля весом 9 грамм, остроконечная, легкая, пролетевшая в два с половиной раза быстрее звука.
Вы все пригибаетесь, сползаете пониже.
– Сучий потрох, чуть руки не лишил! – возбужденно сообщает Уистлер.
Но ты, лейтенант, знаешь, это не его пуля была, а твоя. Кто-то хотел тебе мозги вышибить, но повезло.
– Слева стреляли, – говорит Смайли тихо.
– Да ежу, блин, понятно. А откуда?
Смайли неуверенно пожимает плечами.
Может, еще один недобиток, а может... а может, кто угодно и откуда угодно, мать его! Это гребаная Тарава! Тут везде опасно всё время! Тут со всех сторон, из каждой щели может выглянуть раскосая смерть и утащить тебя в ад, будь ты хоть рядовой, хоть лейтенант, хоть полковник, мать его, Шуп. Может, это вообще с пирса снайпер!!! Кто знает!?
И что делать?
– По-ол, у тебя в амфибии непло-охо тогда получи-илось, – говорит Гловер-младший, по-южному растягивая слова. Дурные они оба все-таки.