Крот еще раз кивнул. Глаза пустые и блестящие, будто стекляшки, а рот глуповато приоткрыт — прямо детская кукла. Если уронить набок, скажет "ма-ма". Он яростно сжимал лямку сержантского рюкзака, как пес любимую игрушку. Легче было оторвать руку от Крота, чем Крота от этой лямки. Он тупо наблюдал, как Скрипач возится с Мылом, смутно понимая, что должен что-то чувствовать. Чего он никак не оставит человека в покое? И вещи без разрешения... Но почему-то внутри, на том месте, где раньше был Адам, осталась только воронка. Она не болела, не мешала шевелиться, она просто была — огромная дыра, вокруг которой совсем немного Крота.
Сзади, за саперами, узкая полоска песка и много воды. Крохотный кусочек острова, который вроде как немножко их. А впереди еще много, много, очень много песка. Тарава лежала перед Кротом, как в муторном сне, бесконечная, колючая, жаркая. Этот песок никогда не кончится. Этот день никогда не кончится. Они так и будут ползти, прятать голову, опять ползти... Когда они с Чероки шли записываться, они представляли все совсем по-другому. Как в бейсболе: удар, рывок, трибуны приветствуют победителей. Легко быть героем в своем воображении.
Мрачный что-то говорил про Дасти. Крот посмотрел на зажатую в кулаке лямку. Да, Дасти — это хорошо, это понятно. Ползем.