Всем
Пулеметчики поползи вдоль забора, старательно пригибаясь и стараясь не извалять своё грозное оружие и патроны в песке. Позади всех корячился Болоньезе с коробкой ленты, то и дело приваливаясь плечом к бревнам.
Потом Винк улегся поудобнее, упёр пулемёт, достал зеркальце и поднял его над укрытием. Видно в него было чуть менее, чем ничего – маленький квадратик на фоне голубого неба. Солнце нехило бликовало, и один раз Винк поймал солнечный зайчик в глаз. Но постепенно он все-таки нашарил пулемётное гнездо. Как раз в этот момент в него залетела кинутая кем-то граната. Пулемётчики исчезли. Граната взорвалась, хотя и как-то не особо сильно – Винк ждал, что пыль повалит из гнезда столбом, а она... повалила, но как-то хиленько, как будто... И тут пулемётчики, как по волшебству, опять появились у пулемёта и открыли огонь. Винк подумал, что ошибся, и граната, наверное, разорвалась где-то за гнездом. Да, наверное, так оно и было.
Но тут к вам подобрался Уистлер – посыльный от Клониса.
– Сэр, лейтенант Клонис требует поддержать его огнем! – крикнул он с расстояния в несколько ярдов, и тут же пополз обратно.
Возможно, Винку стоило бы просто подождать, пока морпехи сами разберутся с пулемётом, раз уже до гранат дело дошло, но... японский пулемёт, несмотря на гранаты продолжал стрелять, а приказ есть приказ.
Винк знаками показал, что хочет перелезть и установить пулемёт в канаве за мешками с песком. Подкова кивнул.
Показываешь ему пальцы: три... два... один!
Переваливаетесь через бревна – оказываетесь в ложбинке между мешками и стеной на берегу. Места тут мало, мешки стоящему человеку, наверное, по колено. Переваливаетесь ещё раз. Смотришь, как пулемёт – вроде ничего, не черпанул песка. Вы в маленьком окопчике – тут вроде бы должен был быть японский пулемёт, но япошки, похоже, как-то оттащили его назад, не бросили. По крайней мере гильз под ногами – с тысячу, наверное, и пустые ящики японские. Жарили отсюда как положено! Окопчик прямоугольный, маленький – по пояс от силы. Со стороны моря мешки и бревна защищают хорошо, но вот со стороны острова защиты почти нет.
– Давай! – Подкова ставит треногу, держит её руками, сжимает, не смотрит даже не тебя. Он прищуривает один глаз, наверное, от страха – вдруг по вам прямо сейчас и хлестанет.
Ставишь пулемёт в треногу, некогда выставлять вертикальную наводку. Сидишь на коленях, чувствуя ими горячий песок. Следом за вами пыхтит Болоньезе.
Всё, ты готов стрелять, Подкова держит ленту, торчащую из затвора.
– Цель пулемёт! Длинными очередями! Открыть огонь! – командует он зачем-то, как на учениях.
На таком расстоянии планка тебе не нужна – просто ловишь цель в перекрестье. Нет, все же надо зафиксировать по верти...
Пулемётчик чешет по вам – пули шквалом бьют прямо по этому несчастному, жалкому одному ряду мешков, что укрепляет ваш край окопчика.
Жмешь на спуск – надо бить в ответ!
Пулемёт грохочет – Па-ба-ба-ба-ба-ба-баам! Па-ба-ба-ба-ба-ба-баам!
Страшно за выстрелами не услышать свою смерть!
– Ниже! Ниже чуток!
Крутишь колесико.
Там что-то замолчали.
Па-ба-ба-ба-ба-ба-баам! Па-ба-ба-ба-ба-ба-баам!
Жмешь – не стреляет.
– Затвор оттяни!
Выкидываешь плохой патрон резко, взвинченно, жмешь опять. В ответ свистит, хлопает, откалывается позади кусок бревна. А, черт!
Стреляешь, чуть наклонив голову в сторону – хоть посмотреть, что там, а то ведь из-за вспышек ни хрена не видно. Видишь трассеры, уносящиеся к бугорку из земли – это-то и есть вражеская точка. Видишь там вокруг залегших морпехов и фонтанчики – есть, попадаете по бугорку хотя бы! Хоть что-то! Тебе попасть надо в щелку над землей сантиметров пятнадцать – японцы даже головы оттуда целиком не высовывают – им не нужно. А ты – по грудь высовываешься, потому что ваша позиция не подготовлена. Подкова сучит ленту на вытянутых руках, тоже скукожившись в страшно неудобной позе – лишь бы быть ниже. Ты – цель номер один.
– Ложись! Ложись, бля! – орет вдруг он.
Повинуясь команде (он все же командир), бросаешь пулемет и прячешься под срез окопа. Опять чутьё Подкову не подвело – пули рвут мешки так, что оттуда струями вылетает пыль и песок. Зло бьют по противоположному краю, прошмыгнув над вашими головами: и там тоже песок ручьями сыплет.
– Погоди! Погоди! – он держит руку у тебя на шее. – Там кассета двадцать патронов! Сейчас будут заряжа...
Шви-шви-шви-шви! Шмяк! Шпах! Стук! – это все по вам, черт.
– Давайогонь! – выдыхает он в одно слово.
Хватаешь ребристую рукоятку, жмешь спуск, а он держит ленту.
Па-ба-ба-ба-ба-ба-баам! Па-ба-ба-ба-ба-ба-баам! Па-ба-ба-ба-ба-ба-ба-баам!
– Придержи, перегреется!
Ждешь секунду. Ствол дымится. Видишь там, за этим дымком – точку. Пулемёт их видишь, японцев самих не видишь.
– Всё, бей! Бей!
Па-ба-ба-ба-ба-ба-баам! Па-ба-бах! Па-ба-бах! Ба-ба-ба-баам!
– Хорошо! Хорошо! Так же ещё!
Болоньезе добирается до вас с коробкой, открывает её, держит наготове.
Па-ба-ба-ба-ба-ба-баам! Па-ба-бах! Па-ба-бах! Ба-ба-ба-баам!
Дак-дак-дак-дак-шви-дак-шви-шви-дак-дак! – это в ответ стригут. Почти сливаются в единое свист пуль и стук очередей.
– Бей, бей! Они вслепую!
Па-ба-бах! Ба-ба-ба-баам! Па-ба-ба-ба-ба-ба-баам!
– Молодец! Молодец! Попал кажется! Дай остыть немного!
Болоньезе выглядывает из-за обреза окопа.
Ты целишься, палец уже на спуске! И вдруг видишь, как за пулемётной точкой поднимается, согнувшись, какой-то морпех – не великан ростом, довольно щуплый. Если бы ты мог разглядеть, ты бы знал, что это Лобстер, чешет на фоне редеющей дымовой завесы.
– СТОП! Не стреляй, дурака зацепишь! – нажимает тебе на плечо Подкова. Правильно нажимает – ты чутка оглох от этой долбежки. – Момент!
Вы его сейчас... чуть не срезали. Фух, ты вовремя остановился.
Дак-дак-дак-дак! – ответные пули шквалом проходятся по вашей позиции. Одна у тебя буквально около локтя выбивает землю из мешка, оставляя на нем рваную дырку. Прячешься, пережидая ещё строчку.
Подкова лежит на дне окопчика. Поворачиваешь его немного – три дырки в лице: правее носа, в подбородке и во лбу. Маленькие черноватые дырочки, оттуда струйками бежит кровь, как на распятии. Замечаешь мельком, как сзади из-под его каски что-то вывалилось и густо полилось красное, скользкое. Отчетливо понимаешь – затылка у него больше нет, там кровавое желе вместо затылка в каске. Предусмотрительно оставляешь её на голове, чтобы не собирать этот студень потом. Хотя зачем его собирать-то?
Кашляет кто-то.
– Акхы! Акхы!
Болоньезе. Обеими руками горло зажимает – и здоровой, и больной. Бинт, успевший грязным стать, теперь весь в крови.
– Сдохни! Сдохни мразь! Сдохни уже! – кричат оттуда, откуда в вас стреляют, по-английски. Слышишь беглый бой винтовок – Шадах! Шадах! Шададах! Шададах! Шадах! Пулемёт японский замолчал.
Всё. Смотришь – на краю их гнезда морпехи.
Вдруг понимаешь всю суть истории – ты реально сейчас подавлял этот ебаный пулемёт. Ты, наверное, кого-то ранил или убил из расчета. Ты мешал ему стрелять по парням Андерсона.
Но вот только и морпехам, подобравшимся к нему с флангов и кидавшим гранаты перед этим, ты тоже мешал подойти, отпугивая своими трассерами.
Ближний, мать его, бой.
Стоило оно того? Стоила жизнь Лобстера жизни двух твоих товарищей? Где те весы, на которых это взвесят? Нигде.
– Акхы!
Болоньезе, кажется, умирает.