Рядовой первого класса Катахула был невеликим оратором, и аргументы, которые он выбрал для людей, на глазах которых только что покрошили почти два десятка человек в кровавую кашу без единого выстрела в ответ, были, пожалуй, не самыми убедительными. Но куда важнее было то, что он говорил уверенно, чертовски уверенно. А когда ты ни черта ни в чем не уверен, это, может, и поважнее, чем смысл слов.
Подошва помолчал, взвешивая за и против, но потом все-таки сказал:
– Ладно, попробуем, – нехотя, через силу, исподлобья глядя в сторону берега.
Посомневавшись ещё немного, он пополз по дну, шаря в поисках треноги и пытаясь разглядеть её сквозь колышущуюся поверхность воды.
Эрик только кивнул. Он вообще не особенно понимал, что происходит, и не хотел понимать. Происходящее не умещалось у него в голове. Утром батальон стоял на палубе в полном составе, обвешанный оружием, готовый порвать самого дьявола и подтереть жопы его шкурой. Потом они погрузились в лодку, и через борт он видел, как флот обрушил на остров невиданную мощь. Потом они дошли до рифа, лодки вокруг начали взрываться, им удалось выбраться, но он потерял в суматохе своего лейтенанта. Может, его убили или он утонул? Все могло быть? Он с еще двумя товарищами отбился от отряда, ныряя и пытаясь не погибнуть от шрапнели и от пулеметов, которые то и дело крестили воду – неожиданно, быстро, убийственно. Потом их нашел этот лейтенант Виккерс, они прибились к его отряду, побрели к берегу, вроде стало попроще. Впереди горели амфибии, дымился сам остров, и понятно было только одно – впереди жестокий бой не на жизнь, а насмерть. И он приготовился к этому бою, накрутил себя, как мог, взял в руки и подобрал сопли. И даже воспрял духом.
А потом всех, кого он знал – тех его двух товарищей срезало у него на глазах, лейтенанта Виккерса тоже убили, да просто уничтожили всех и вся. И вот только уцелело трое что ли... незнакомых. Он их даже и не знал особо. Он был не трус, этот Эрик, но как воевать с врагом, который уничтожает раньше, чем ты его видишь!?!? Не то что там обстреливает, а уничтожает!? А ведь еще утром все были живы...
Кое-как стали подбираться к раненым. Сложнее всего оказалось пристроить на себе того, тяжелого, что держался за проволоку. Пока Катахула возился с ним, пытаясь не утопить пулемёт, Подошва и Эрик двинулись вдоль пирса назад. Донни тоже пошел за ними, но быстро стал спотыкаться и потерял коробку с патронами. Искать её с перебитой рукой он уже не мог – тут бы самому не захлебнуться. Мокрые бинты плохо останавливали кровь, а морская вода разъедала раны, вызывая жгучую боль и зуд. Но по крайней мере Эрик тащил коробку исправно вроде бы.
Раненый, которого взвалил на себя Катахула, говорил сквозь зубы нечленораздельно, морпех никак не мог его понять. Скоро стало понятно, что тащить его на себе и нести пулемёт – адски тяжело. Раненый боец наваливался на плечи, как гора какая, пулемёт оттягивал свободную руку, а второй приходилось придерживать руку морпеха, которой тот обхватил шею Катахулы. Черт его знает, почему он был такой тяжелый, вроде обычного размера парень, может, из-за того, что форма мокрая? Ползти на четвереньках глубина не позволяла, а на корточках было слишком трудно. Встать же в полный рост – страшновато. Катахула выбился из сил, пройдя ярдов двадцать, пришлось отдыхать. Но и отдохнуть толком не получалось – раненый по-прежнему давил на спину. Только отдышаться немного, дыхание перевести. Спина уже начала ныть, всё тело – подрагивать. Раненый признаков жизни не подавал, даже хватка его ослабла, приходилось постоянно наклоняться вперед и поправлять его на себе, чтобы не сполз. Может, и помер уже, может, сознание потерял, а может, обессилел – крови из пробитых ног он потерял изрядно.
Подошва, оглянувшись, решил, видимо, подождать Катахулу – до него было ещё ярдов двадцать, Донни тоже встал поодаль от него, выставив из воды голову и руку, которую держал другой рукой – видимо, чтобы вода так не щипала. Эрик же с другим раненым шли, как заведенные, медленно, но не останавливаясь и не оглядываясь.
Тут-то короткая очередь и взбила воду сбоку, ярдах в десяти – плёп-плёп-плёп-плёп!