Восемьдесят четвертая амфибия шпарила к пляжу вместе с остальными, но стоило ей тронуться с места в общем строю, мотор её начал работать надсадно. Водила несколько раз ругался, помощник бегал на корму и что-то проверял.
На этой посудине к цели двигались Трещотка, третий пулеметный расчет, считая Катахулу, и пять минометчиков первого расчета.
Подошва был опытный командир отделения, он отобрал у Энкла ствол миномета и держал его сам. "Хочешь сделать хорошо, сделай сам!" – такой у него был девиз.
Энкл чувствовал себя немного потерянным. Он пытался заговорить с кем-нибудь, но все отмахивались: "Не до тебя".
– Сержант, а ты чего с деньгами-то сделаешь? Я тебя спрашивал на корабле, а тут кто-то в разговор влез, помнишь? – наконец стал он допытываться до Трещотки.
Остальные, старались держать ящики с минами и коробки с патронами на весу, чтобы не промокли. Проще всего оказалось Катахуле – он просто вставил пулемет в предназначенное для этого гнездо, закрепил там и был спокоен.
Недомерок вдруг стал рассказывать, как ходил в роскошный стрип-клуб перед самой войной, и якобы перещупал там всё живое.
– Не слушайте его! – перебивал Рэйзор. – Он, как обычно, небось, нажрался до беспамятства и лапал официанта вместо красоток.
– Не мешай! – настаивал Недомерок.
– Че ты так сочинять-то любишь?
– Рэйзор, а ты сам-то был в таком... заведении? – спросил, краснея, Шоу-Лоу.
– А то! Я тебя после войны свожу, – великодушно пообещал Рэйзор.
– Ну да, если мамка отпустит! – язвительно заметил Хаскел, ковыряясь в зубах.
– Мы ей не скажем! – подмигнул Рэйзор пареньку.
– А там это... правда... ну...
– Чего?
– Ну, что потрогать можно? – спросил Шоу-Лоу, ещё больше покраснев.
– А то! – заверил его Рэйзор, усмехаясь. – Таким классным парням, как мы – да сами упрашивать будут! Не сомневайся!
– Такого молокососа туда пустят только с завязанными глазами! – снова вставил Хаскел.
Шоу-Лоу расстроился.
– Да не слушай его. Всё можно будет! Если живой останешься. Понял?
– Понял.
– Вот Хаскела туда не пустят!
– Чего это меня не пустят!?
– А ты в зубах ковыряешься. Дамочки такого не любят!
– Ой, да пошел ты!
За этими разговорами мало кто услышал, как Индюк, закрыв глаза и перекладывая из одной руки в другую ящик с минами, который веревочной переноской натирал ему руку, вполголоса молился Деве Марии.
А когда ахнул первый разрыв, он распахнул глаза и замер, не зная, что делать. Это был как гром среди ясного неба.
Да и никто из вас не знал.