На амфибии с номером шестьдесят один было написано ещё и имя собственное – "Дёрти Герти". Наверное, девушка какая-нибудь. На ней к берегу следовал лейтенант Манго, и два отделения пулеметчиков.
Напарник у водителя попался разговорчивый. Стоя у пулемета и держась за крышу кабины, он рассказал вам, обращаясь ко всем и ни к кому конкретно, как формировали их амфибийный батальон, как он записался в него добровольцем, как с грехом пополам обкатывали амфибии, как выбивали для них пулеметы.
– Говорят, сам генерал Джулиан сказал: "Не будет амтраков, не будет операции!" Прикиньте, парни!
Пулеметчики кивали – они были не против такого "радио". Потом Парамаунту это надоело, он стал расспрашивать помощника с преувеличенным интересом, то и дело вставляя "Да что ты говоришь!", "Да иди ты!", "Ну ни хера себе, правда что ли?!", перебивая, усиленно кивая и делая большие глаза. Тот понял, что над ним издеваются, обиделся и заткнулся.
Тогда Парамаунт протиснулся поближе к Манго.
– Лейтенант, – вполголоса спросил он. – А че происходит? Почему самолеты летают, но не бомбят, не обстреливают. Корабли вон тоже стрелять перестали. Разве так должно быть? Я чет волнуюсь, сэр. Все как надо идет?
Братья Гловеры, установив пулемёт в гнездо, сосредоточенно жевали табак – старший сплевывал через правый борт, а младший через левый. Ветер сдувал плевки ему на форму и он сдержанно матерился.
Домино вдруг понесло, и он стал рассказывать бородатые анекдоты про ирландцев.
– А вот, слушайте, парни! Одиннадцать братьев О'Коннор насилуют жену Гитлера! Она кричит "Найн, Найн"! Что происходит?
– Ой, бля! Опять! Двое братьев О'Коннор пожимают плечами и отходят в сторону, – быстро закончил Подкова, чтобы обломать это выступление. – Поновее ничем не порадуешь?
Но Счетовод вдруг засмеялся. А потом, спустя несколько секунд, захрюкал Тугодум, и это было само по себе так смешно, что хохот разобрал всех по цепочке, как будто зажгли бикфордов шнур. Счетовод даже икать начал.
– Попробуй дыхание задержать!
– И водой холодной в лицо поплескай!
– А это помогает? – спросил Болоньезе с интересом, когда Счетовод уже потянулся через борт, чтобы набрать пригоршню.
– Я не в курсе, вот и узнаем!
– Ах-ха-ха!
– А вот ещё, парни! – не унимался Домино. – Плывут два ирландца в лодке, удят рыбу и случайно вылавливают бутылку с джинном...
– Бля, пристрелите его! – взмолился Подкова.
– Слипуокер! А расскажи нам анекдот про японцев! – вдруг попросил Ньюпорт.
– Дайте я, я знаю! – снова влез Домино.
– Нет, пусть Слипуокер расскажет!
Винка между тем всё ещё роскошно и мягко пёрло с амфетамина. Встающее солнце было необычайно красиво. Корабли смотрелись по-киношному величественно. Все дрожали от холода, а Винку было так жарко, что хотелось расстегнуть дангери и подставить грудь водяным каплям. Качка, перестав быть пыткой, превратилась в приятные волнующие колебания. Как будто ты герой. Как будто летишь на самолете всех спасти, и вот, спасешь, они скажут спасибо, а ты небрежно так: "Да пожалуйста!"
И даже когда трехдюймовый японский снаряд лопнул в воздухе с оглушительным хлопком, это было, черт возьми, круто!
Но остальным так не показалось.
И Счетовод опять начал икать, но уже от страха.