Рядовой Гиннес В парке, где играл оркестр, конечно танцевали-то как раз уанстеп и фокстрот, уже давно вышедшие из моды в Америке, и даже польку, а вот свинг, свинг танцевали в клубе, в полуподвале на углу. Потому что все-таки Новая Зеландия была может и не чопорной, но все ещё чертовски приличной страной, не Англией, но почти Англией, а свинг – это чертовски неприлично! А ещё свинг – это почти наверняка наркотики. Поэтому нет, никак нельзя было допустить свинг в парке! Но в подвале... ох, ну ладно, детки, танцуйте, так и быть, только чтобы никто не видел, и упаси боже не под кокаином!
На вопрос умеет ли она танцевать свинг, Элис, несколько смутившись, ответила, что "ну тааак... немношк" и поправила волосы.
И вы спустились вниз по ступенькам, просевшим от времени и выползавшей на улицу вместе с завываниями виктролы густой атмосферы греха.
И, черт возьми, сразу попали куда надо – тут было весело! Да, тут не было оркестра, а плохо отштукатуренные стены уже начали покрываться трещинами, но тут была крохотная барная стойка, за которой парень в одной рубашке смешивал коктейли, залихватски тряся шейкером, а другой, в очках, менял пластинки. Пахло потом, помадой для волос, дешевым табаком и адским кутежом.
– О, Элис, привет! – крикнул ей бармен. – Давно тебя не было.
– О, привет, – ответила она, тоже немного смущенно.
К ней сразу протиснулись знакомые, парни, девчонки, и начали оживленно что-то обсуждать.
Ты взял себе лонг-айленд, а ей текилу-санрайз (повезло, что барышня уладила тогда вопрос с оплатой пива в пабе, потому что ты буквально выгреб вообще все, что было в карманах на эти два ледяных, позвякивающих, восхитительных бокала, кроме двух четвертаков).
Ваших в клубе не было. Облом.
Но зато очкарик тебя заметил, когда закончилась песня, снял иголку и замахал руками, чтобы возмущенные голоса затихли. Он водрузил новую пластинку и крикнул:
– Эй, ребята! Смотрите! К нам зашел морпех! Мы порадуем его звуками, сладкими для уха каждого военного! Это звуки горна!
И врубил "Бьюгл Колл Рэг" Бенни Гудмана!
ссылка Все стали смеяться, и веселье возобновилось с новой силой! Народ чуть прижался к краям, пропуская вас с Элис ближе к центру, и тут ты показал класс! Ну да, пришлось обойтись без киков, особенно задних, чтобы не покалечить местную фауну, но тем не менее, парень, выросший на улицах Нью-Йорка, знал о свинге побольше парней, выросших к югу от экватора. Твои подошвы дымились, твоя улыбка сияла, твои согнутые в коленях ноги выделывали нечто дикое и точное одновременно! Элис сначала, конечно, чувствовала себя немного неуютно, но стоило тебе подбадривающе подмигнуть ей, как всю скованность сняло рукой, и она подняла руку вверх, отклоняясь назад, и вы оба словно повисли в воздухе на миг, не способные удержаться друг без друга.
Вот в этом был весь свинг: миг – и твоя рука лежит у неё на талии, и вы просто весело скачете по танцполу, миг – и вы уже разлепились и держитесь за руки, глядя друг другу в глаза, чувствуя, что оба тела упругие, как пружины, и в то же время не напряженные, не скованные выполнением нелепых, но почему-то нужных телодвижений, а меняющиеся бурной, молодой энергией веселья, азарта и наслаждения движением. Если есть одно слово, которым можно описать свинг, то это слово "Ух!"
Вечерника понеслась дальше, как скорый поезд, принявший тебя на станции "Оу, классно!" и не собирающийся высаживать до станции "Аааааааа, улёёёёёт!"
Разгоряченные, вы быстро осушили бокалы, и полетели танцевать дальше, под "Мишн ту Москоу", а может и нет, какая разница?
Элис чмокнула тебя в щеку, сказала, "ты супер!", и все смешалось в адском угаре. И неважно было, что у тебя пусто в кармане! Какой-то её знакомый студент угощал вас ром-колой. Очкарик, не выдержав, скинул жилетку, и полез танцевать сам, смешно, но классно выделывая ногами, а пластинки меняла его курносая девчонка. Какой-то парень толкнул тебя и извинился, ты толкнул кого-то и извинился, вечер был слишком крут для того, чтобы терять время на ссоры. Ты был здесь свой, и каждый был здесь свой, потому что если ты молод и любишь то же, что любят другие молодые люди – ты свой! Вот так просто! Без разницы, какой там у тебя флаг или паспорт в кармане!
Вы уже оба танцевали с разными партнерами, и было норм, что Элис утянул за руку какой-то морячок, а тебя, не принимая возражений, потащила танцевать пергидрольная блондинка, словно сошедшая с экрана голливудского фильма категории "Б".
Все смеялись, общались, танцевали, хохотали, пили, и даже то ли в шутку, то ли всерьез целовались.
Потом ты поднял глаза, и увидел входящего в подвал Сутулого, пригибающегося, чтобы пройти в дверь, как всегда с хитрым прищуром, а за ним – похожего на цыпленка Торопыгу, которому пригибаться было не надо. Сутулый был из Алабамы, из Мобила, если быть точно, широкой души человек. Сегодня лицо его выглядело так, как будто он случайно обнаружил, что гильзы в его патронташах сделаны не из латуни, а из золота.
Он тебя тоже заметил.
– Гиннес! – крикнул он, подходя к ореолу танцующих, и хлопая ладошами в такт. Ему не терпелось тоже потанцевать. – Как тут? Свинг что надо?
Ты рассказал ему о своей проблеме.
– Ха-ха! Я твой чертов Лепрекон сегодня, ирландская ты жопа! – заорал он в ухо, чтобы перекричать музыку. – Я обчистил в карты двух сержантов из первой роты! Сорвал Джек-Пот! Почти девятьсот баксов. На, деточка, держи, и не в чем себе не отказывай, сегодня! – он, не глядя и не отсчитывая, сунул тебе в руку смятые купюры и похлопал по плечу, дескать, "гуляем, паря!" Тут его поманила к себе какая-то темноокая интересная барышня, и он со словами: "Джентльмены, долг зовет морпеха!" поправил ремень и унесся танцевать.
Ты нашел Элис, она смеялась вместе с молодыми людьми и крикнула:
– Да вот же он! Джейми, это мои друзья! Я им рассказывала про тебя, что ты нью-йоркский бандит! – все засмеялись. – Ну ладно, ребята, увидимся!
И вы опять понеслись, как крейсер и яхта на сцепке, на танцпол, туда-сюда, в упоении диким весельем.
– Пошли покурим! – выдохнула она тебе в ухо.
Вы наконец вынырнули из этого места, из этого рая, где было жарко, как в аду, как ты тогда думал, в прохладу ночи.
Чиркнула зажигалка, осветив лицо – Элис прикурила, глядя на тебя, а когда ты прикуривал свою сигарету, вдруг с явно наигранной ревностью спросила:
– Это что, помада?
– Где?
– Да вот, на воротнике! – и она ткнула в воротник твоей рубашки, и приблизилась, и конечно вы сразу поцеловались, и это был тот самый поцелуй, к которому вы шли весь вечер, начиная с того момента, как ты заказал кружку пива в пабе и увидел её огненно-рыжие волосы, и когда сидели в темном кинозале, и когда шагали по вечерней улице, разглядывая звезды, и когда очкарик ставил для вас пластинки, и когда... короче, ТОТ САМЫЙ поцелуй. Которого ждешь, но боишься спугнуть, боишься, что он будет какой-то не такой, не так, не там, не тогда. А потом в какой-то момент он становится настолько естественным, неизбежным, как конечная остановка поезда, на которой вы оба не можете не сойти.
И тут же, держась за руки, заскочить в другой.
Консьержка в отеле, которой было слегка за пятьдесят, посмотрела на вас (и особенно на Элис), как на очень, очень скверных детей.
Не повезло – строгая попалась дама. Ты сразу смекнул, что лишней десяткой вопрос не решить, и врать сказочки про единоутробную сестру, которую не видел шесть с половиной лет, тут не выйдет. И придется искать другой отель, а где его сейчас искать? И как?
Но взгляд её упал на эмблему в виде якоря, глобуса и орла. А в этом городе это значило много.
И явно пересилив себя, выражая всем своим видом фразу "Это просто безобразие, но так и быть, только потому что вы из морской пехоты!", она милостиво брякнула ключ на стойку.
Вы крайне вежливо поблагодарили её, крайне благопристойно дошли до лестницы и как только дверь закрылась, ринулись наверх через три ступеньки!
Ты чувствуешь эту сладкую взвинченность, как будто ток пропустили по телу, но он не ударил, а зарядил тебя, как аккумулятор. Видишь, как она, повернувшись спиной, стаскивает через голову платье, можешь наконец рассмотреть две ямочки чуть повыше ягодиц, те, которые ты ощущал рукой, когда вы танцевали, видишь острые лопатки над застежкой бюстгальтера и родинку на плече. Ночная лампа светит с тумбочки приглушенно, четко вычерчивая каждый изгиб тела, отбрасывающий тени на само это тело. Волшебная лампа. Сегодня всё волшебное.
Потом она поворачивается, вы почти прыгаете с разных сторон на идеально убранную, ещё не растерзанную кровать, даже не тратите время на то, чтобы убрать покрывало, дотягиваетесь до губ друг друга, целуетесь уже не как там, у кирпичной стены, долго и пронзительно, а горячо, лихорадочно, почти торопливо. Впиваетесь друг в друга, как ненормальные, шарите руками по телам друг друга, как будто не веря, что вы вместе. Ты теряешься в рыжих волосах, как в лесу, ты чувствуешь их запах. Не, не аромат, именно запах, как будто это лес или река или море.
Кровать недовольно скрипит, когда вы начинаете извечную игру "кто же сверху". Чувствуешь под собой то нежное, теплое, до одури живое, что до безумия живым делает тебя. Чувствуешь её соски, её губы, её плоский живот, от этого единственный, самый горячий, самый сладкий смысл вытесняет из жизни все остальные смыслы. Чувствуешь малейший вздох, трепет её женского, ловишь все оттенки стона, тягучего, протяжного, хмельного, словно теплое молоко с виски и патокой. Чувствуешь, что поезд, в который вы запрыгнули – на самом деле никакой не поезд, а самый крутой самолет в мире, а ты пилот. И вы взлетаете...
Это почти как свинг, только – кого мы обманываем – гораздо круче!
Вам вслед скрипит кровать голосом консьержки, но вам плевать. Вы летите навстречу солнцу, рыжему, и ни до кого вам нет дела. Твои ладони прижимают её ладони к покрывалу. Элис кричит от наслаждения – и пусть в том, большом мире, пилот-ас, герой Перл-Харбора, Джордж Уэлч преодолеет звуковой барьер только через четыре года, в вашем мире на двоих ваш супер-самолет преодолел его сейчас! А у вас ещё вся ночь впереди...
***
Растрепанное утро настает в городе, тренькает звонками трамваев. Пьете кофе в кафе.
– Ты когда-нибудь вернешься в Новую Зеландию? – спрашивает она. Без надежды. Без слезы. Без нажима. Просто спрашивает.
Имеет она право знать?
***
Стоишь на построении. Почему-то вас подняли по тревоге в полпятого утра, потом пришел подполковник Ами и стал пытать пулеметчиков про какие-то задержки.
Сутулый стоит в строю рядом, сжимая в руках автоматическую винтовку. Вы так и не перекинулись даже парой слов Все смотрят что там делается у пулеметчиков, так что на вас внимания не обращают.
– Как успехи, Джейми? Уложил рыжулю? – спрашивает он вполголоса. – Если че, забей, ты мне ничего не должен. Считай, для тебя рождество наступило раньше срока!