Всё случилось очень быстро. Порыв души и страстное движение навстречу судьбе имело скорость и силу, превосходящую всякую реакцию и инстинкт самосохранения. Лилли едва успела податься назад, но Мэри подалась вперёд ещё сильнее и быстрее. Их уста сомкнулись под чавкающие звуки лона, пальцев и оливкового масла. И в тот же миг девушка ощутила...
...что оказалась в раю! Самом настоящем раю, сотканным не из материальных плоскостей и тел, но из чувств и эфемерных образов, динамичного тепла невидимых, но почти осязаемых лучей, бьющих насквозь, под разными углами и производящими будоражаще животворящее действие на каждую частичку. И если и были тела в этом чудесном мире, открывшемся настолько же неожиданно, насколько и внезапно оказавшийся таким родным, то их было два - её и Лилли. Мэри не видела её, но ей этого и не нужно было - она чувствовала то, что та рядом, и что она делает с ней, какую дарит любовь, как отвечает на желания и исполняет их самым превосходным образом. Это то, что она просила. Это то, что она хотела. Это то, что она ВСЕГДА ХОТЕЛА! Образ находился словно на расстоянии, но проходил сквозь неё, заставляя Джордж расцветать изнутри. То, что прежде казалось достоянием каких-то жалких секунд, глубокий женский оргазм - теперь он длился в протяжении времени, нарастая, и как не вспомнить момент, когда он начался, так и не видно было ему пределов. Было ли это результатом всего лишь одного внезапного поцелуя? Нет, это было нечто большее, бесконечно большее! Экстаз взрывал Мэри изнутри и собирал заново, и её уже не терпелось вновь разлететься на кусочки, не стесняя крика страсти и радости, зная, что вновь окажется целой, и снова будет восторженно разлетаться, и опять, и ещё раз. Она познавала бесконечную любовь и радость, счастье быть любимой в прошлом, настоящем и будущем. Будущем, в котором уже больше не будет ничего прекраснее этого...
...Мэри медленно приходила в себя. Словно облучённый радиацией, мозг без видимых повреждений работал так, словно его пронизали тысячи игл. Но вот первые признаки реальности проклюнулись сквозь туман забытья, постепенно обрели форму и цвет. Мало цвета. Как-то всё вдруг стало блекло... или просто темно? Не сразу девушка обнаружила, что почти уткнулась лицом в подушку, лежа на спине. А сзади слышатся знакомые чавкающие звуки. Но что-то не так. Вернее, всё вроде бы так, и между ног крайне приятное чувство наполненности, стимулирующее влагалище, но всё равно что-то уже не то. Мир действительно посерел, утратил контрастность, всё стало мрачно и обрыдло. И лишь одно мало-мальски радовало - приятное натяжание во влага... Натяжение? Это уже не было похоже на пару тонких пальчиков. И даже на целую ладонь. Ох, Ричард!
Над лежащей ничком девушкой нависал зверолюд и размеренным темпом сношал её. Здоровенный член с хлюпаньем вонзался в её киску и уходил на всю длину, заставляя ту расширяться до непривычных размеров и туго обхватывать его. Но это не причиняло дискомфорт - Мэри ясно чувствовала предел, но он словно был размытым. Казалось, они занимаются этим уже очень долго, и тело просто адаптировалось. Ну а к тому моменту, как разум окончательно прояснился, стало ясно, что от оливкового масла мало что осталось, и большую часть звуков, скольжения и липкости образует белесое студенистое вещество, коим была замызгана приличная часть лежака. Да сколько же времени они тут уже трахаются? И где Лилли?
Лаборантки нигде не было. Комната Ричарда почти не претерпела изменений, разве что всё ещё казалась какой-то серой и унылой - даже яркие обложки коробок из-под картриджей, занимающих одну из стен целиком, словно превратились в свои собственные ксерокопии. Конечно, не настолько радикально, но ощущение действительно было такое, что Мэри умерла и попала в рай, где ей показали и дали попробовать все радости и невероятные удовольствия, какие только можно было заслужить, пообещав, что теперь это будет длиться вечно, а потом вдруг передумали и вновь вернули с небес на землю.
Инстинктивно силясь вернуть хотя бы частичку утраченного, Мэри невольно облизнула губы, что, казалось, ещё хранили тепло уст красноволосой. И в тот же миг, почувствовав едва заметную сладость, она словно стала лучше различать цвета. Уже не так серо, уже можно жить, пусть и с депрессивной миной на лице. Впрочем, это выражение вдруг сменилось оргазменным - организм, живший немножечко своей жизнь в отрыве от погружённого в размышления сознания, всё это время стимулировался самым интенсивным образом, и вот настал его черёд привнести немного радости в бытие. Мэри охнула от очередной сладкой конвульсии, а вместе с тем тихо зарычал тигр, тоже оказавшийся на пороге кульминации. С глухим утробным звуком очередной выброс его семени обрёл покой в утробе Джордж, вытеснив собой уже имеющееся там внушительное количество.